«Я у себя одна», или Веретено Василисы - [52]

...В пору неприкаянной студенческой юности мой старый друг брел как-то раз зимней Москвой. Смеркалось, холодало, хотелось есть и спать одновре­менно. Краем глаза увиделась вывеска: "Шашлычно-пельменные товары". Миновав ее, любознательный юноша впал в недоумение: уж коли пельмен­ная, так не шашлычная, что-то здесь не так. Не поленившись вернуться, он опознал привычные каждому "школьно-письменные..." — и навсегда за­помнил, какие шутки может играть с восприятием голод.

А уж шутки, которые играет с нами тоска по любви, по эмоциональной и чувственной "пище", случаются сплошь и рядом и порой они далеко не так невинны. И разобраться в источнике ошибки не так просто, и цена ее мо­жет быть высокой, а что самое главное — в эту историю обычно вовлечен еще и другой человек... Если бы речь шла только о сексуальной потребнос­ти, все было бы относительно просто: "люди, будьте бдительны", не позво­ляйте случайной прихоти испортить вам жизнь. Наши естественные по­требности прекрасны, но нуждаются в присмотре разума, а наши нормы и запреты тоже хороши и правильны, но время от времени нуждаются в пе­ресмотре с помощью все того же разума... Ну, и так далее.

Кто-то из мудрых сказал, что каждому человеку нужно, чтобы его любили, каждый хочет именно этого. Если же это невозможно — пусть уважают; если и это невозможно — пусть вожделеют; если и этого нет — пусть бо­ятся; невозможно — пусть хоть презирают или ненавидят... Но в самом на­чале все равно стояла потребность в любви, хотя после всех замен ее по­рой и узнать-то нелегко. А вот что всем нам известный Стендаль, автор любопытнейшего трактата о разновидностях и механизмах любви, писал о "кристаллизации": если в сверхнасыщенный раствор соли копей Зальцбур­га опустить голую веточку, прутик, да что угодно — это "что угодно" по­крывается кристалликами, превращаясь в блестящий, загадочный пред­мет... Суть того, чем этот предмет был раньше, более не важна — было бы достаточно соли в растворе. Потребность любить и быть любимой и есть та соль, которая может сделать блестящим и привлекательным "что угодно". Как говорил один мой знакомый психоаналитик, "энергия либидо катектирует на объект". Мудрено? Тогда обратимся к другому источнику. Как гово­рил мальчик из некогда знаменитого ("культового" по-нынешнему) филь­ма "Доживем до понедельника": "Ухаживать я мог бы и за Огарышевой, была бы эта самая пружинка внутри". На что барышня, естественно, фыр­кает: "Вот и ухаживай за Огарышевой!". И никому не надо объяснять, что ей в этом рассуждении не понравилось. Рассуждение, между тем, болез­ненно верное. Умненький мальчик разделил "соль" и "прутик" — очарова­ние кончилось. Привычная к нерассуждающему обожанию барышня не мо­жет с этим смириться, это бьет по ее самооценке, поэтому — сам дурак, и держись от меня подальше.

Наши потребности могут быть опасны и для нас самих, и для других — осо­бенно когда мы не даем себе труда их понимать. В пустыне путникам мере­щится не что-либо, а зелень и вода. Мы воображаем себе героев, "чуткого и интеллигентного", сексуального террориста или "таких, каких сейчас уже не бывает". И тоже не просто так. Но все-таки школьно-письменные товары не едят. И потому особенно важно сохранять ясность зрения и мысли имен­но тогда, когда мы голодны. Особенно в неверном лунном свете...

Всякая сильная потребность ведет к сужению восприятия, его сугубой из­бирательности: "Голодной куме одно на уме". То, чего не хватает, заполня­ет мысли, фантазии, сны, так и видится в поведении окружающих... Если потребности отказано в прямом, непосредственном удовлетворении, она найдет способ проявиться косвенно, в крайнем случае "уйдет в подполье", на подсознательный уровень.

Такая вот с этим "любовным голодом" незадача: налево пойдешь — себя потеряешь, прямо пойдешь — совсем пропадешь, направо — требуется, ви­дите ли, умение видеть в темноте...

Другими словами, в самых ярких "Его" свойствах отражается какая-то об­ласть нашей неуверенности или даже несостоятельности. Этому персонажу как бы приписывается то, что для нас является проблемой: молодая жен­щина, упорно не желающая взрослеть и принимать решения, мечтает о "за­воевателе" или "надежной опоре", а девушка, которой трудно и неловко выражать свои чувства, — о том, "кто поймет без слов". Когда мы говорим, что "таких на свете нет", мы одновременно выражаем сожаление и, как ни странно, ставим довольно точный диагноз своей жизненной ситуации: ведь другой человек вообще-то существует не для того, чтобы решать наши проблемы, а сам по себе. Мечты же "о Нем" — это всегда некоторое "если я тебя придумала, стань таким, как я хочу", как пелось в старом советском шлягере.

Потому-то встреча с "Мужчиной Мечты" — почти наверняка травма или разочарование: только не "он оказался как все", а реальность близких от­ношений заставила увидеть живого человека вместо компенсаторной фан­тастической фигуры. Мы это не заказывали! Нас обманули! И — заряд не­прикрытой агрессии по адресу мира, который почему-то не желает удов­летворять наши потребности: не осталось, мол, настоящих мужчин, нет ли у вас другого глобуса? А уж ему-то, родимому, и вовсе каюк: "Я в него вле­пила из того, что было. А потом, что стало, то и закопала". Вот как нас выдрессировала романтическая традиция.