Я, ты и все, что между нами - [18]

Мы с Уильямом очутились там на третий день осмотра местных достопримечательностей, протискиваясь сквозь толпы туристов и местных жителей мимо жилых домов и кафе с террасами.

– Это, судя по всему, небольшой рынок. В определенные периоды в году здесь не продают ничего, кроме трюфелей, – сообщила я, подняв взгляд от путеводителя. Мы в это время случайно наткнулись на угол городского рынка под крышей, где торговали деликатесами, расставленными в бесконечных рядах маленьких корзиночек на больших подставках.

Уильям бросил на меня полный скептицизма взгляд, да я и сама должна признаться, что из всех вещей, которые мне когда-либо в жизни хотелось купить, трюфели явно были не на первом месте.

Тем не менее оказалось удивительно легко, словно во сне, отдать сумму, эквивалентную двадцати двум фунтам, за кусок грибковой плесени, а затем, уже отойдя от прилавка, понять, что для кулинарных целей можно было с тем же успехом купить половину теннисного мяча – результат, вероятно, был бы тем же.

Как бы там ни было, все это стало неважно, когда мы остановились в одном из милых уличных кафе выпить кофе и съесть пару пирожных с грецкими орехами. Я умудрилась забыть свою покупку в маленьком бумажном пакете под столиком. Когда спустя десять минут, опомнившись, я притащила Уильяма назад, столик уже был занят двумя галантного вида джентльменами, чья собака радостно лакомилась моим перигорским черным трюфелем.

Учитывая, что в загруженных мной аудиоуроках нигде не говорилось о том, как сказать: «Ваш пудель ест мой трюфель», я решила не создавать из этого проблему и смылась.

Мы, конечно, могли бы посетить еще несколько близлежащих привлекательных городков, но было совершенно очевидно, что даже Уильяму, чьим первым коронным номером стало перечисление по порядку жен Генриха VIII, не очень было охота смотреть на очередную средневековую церковь.

– Мой айпад у тебя в сумке? – от нечего делать спросил он.

– Ты имеешь в виду мой айпад? Да, он здесь.

Он оживился:

– Пойдем перекусим где-нибудь?

– Ты хочешь сказать, пойдем куда-нибудь, где есть вайфай, чтобы ты мог поиграть в «Столкновение кланов»22?

– Так можно?

– Пойдем, – неохотно согласилась я, положив руку на его выпирающую лопатку, и мы побрели по булыжной мостовой.

– Может, здесь? – спросил Уильям, явно желая поскорее добраться до игры. Но кафе действительно выглядело милым – они все так выглядели: огромные зонтики цвета двойных сливок бросали тень на ряды маленьких столиков, защищая их от солнца.

Не стану отрицать, что отсутствие Адама на этих ежедневных прогулках начало меня напрягать. Его абстрактные обещания насчет активного отдыха до сих пор не были воплощены в жизнь: не было даже намека на попытки. Напротив, он без конца носился из одной части поместья в другую, снабжая гостей всем необходимым или встречаясь с безымянными, но очень важными людьми.

Уильям не жаловался – и это само по себе меня волновало. Для него стало привычным состояние легкого разочарования из-за отсутствия усилий со стороны отца. И хотя я понимала, что сейчас, так сказать, пик сезона, после поездки длиной, если быть точной, в тысячу триста двадцать восемь километров такое отношение вряд ли можно назвать пределом наших ожиданий. Особенно если учесть, в каком состоянии я оставила дома маму: папа, конечно, делал все, что было в его силах, но она с каждым днем все больше и больше теряла контроль над собой.

Все это не обнадеживало меня и в отношении будущего. Я пыталась вообразить варианты развития событий, при которых Адам не оставался бы в стороне, а делал то, что делали бы другие отцы, когда вырастают их сыновья. Как он отвозил бы Уильяма в университет или помогал бы с переездом в его первую квартиру. Почему-то мне не удавалось себе это представить.

У меня возникло такое чувство, будто я подвожу маму, причем до такой степени, что во время телефонного разговора с папой прошлым вечером я даже поймала себя на вранье.

Я первый раз позвонила домой с тех пор, как мы приехали сюда, хотя мы с папой обменялись бесчисленным количеством сообщений. Он все время спрашивал, отдыхаю ли я, удается ли мне «расслабиться», на что я всегда отвечала: «Да, еще как!» Думаю, нам обоим было бы легче продолжать этот фарс. Но вчера вечером стало невмоготу, мне нужно было просто услышать звук его голоса, хотя я сотни раз слышала от него, что только от того, что я буду здесь, ничего кардинально не изменится. И он, конечно, был прав: тело и разум мамы разрушались в течение уже многих лет, а не недель.

Когда мы с Уильямом вернулись в Шато-де-Руссиньоль, уже пошел четвертый час пополудни, а Адама нигде не было видно. Я столкнулась с Симоной, и она сказала, что его вызвали на встречу в Салиньяк, но он должен вернуться позже.

– Хочешь, я передам ему сообщение?

Я тщательно взвесила каждое слово, прежде чем ответить:

– Было бы хорошо, если бы он сообщил нам, когда займется отдыхом, который пообещал Уильяму.

Улыбка сползла с ее лица, когда сын выжидающе поднял на нее глаза.

– Конечно, я слышала, как он говорил, что запланировал много интересного, – бодро ответила она, и я почти увидела, как от вранья ее нос вытянулся на несколько сантиметров. – А пока я организовала футбольный матч для старших детей, он скоро начнется. Уильям, почему бы тебе не присоединиться? И, Джесс, в бассейне есть занятия аквааэробикой, если хочешь. Это как раз по твоей части.