Я тебя никогда не оставлю (без части 1) - [7]

- Пора, Мариночка!

Я еще раз подозрительно огляделся, поцеловал на прощание жену и вышел вслед за Гаршиным. Он ждал меня у лифта. Мы спустились. Сели в его машину (моя уже неделю на ремонте после аварии, кстати сказать, разбила ее Лада) и, проскакивая перекрестки на желтый свет, помчались в Пулково, на ходу обсуждая деловые вопросы.

За делами собачье приведение вылетело у меня из головы. Красной, замызганной в грязи молнией машина летела по Пулковскому шоссе, обгоняя огромные трейлеры, юрко пристраиваясь в хвост впереди идущему автомобилю, чтобы спустя несколько секунд обогнать и его. Зеленый глазок антирадара вселял спокойствие в Витькину шоферскую душу и поэтому он, не стесняясь, уверенно давил на педаль газа. Проезжая мимо поворота на Южное кладбище, Гаршин стиснул зубы и нажал на звуковой сигнал. Гудок машины отозвался протяжным воем-вздохом. У меня тоскливо защемило сердце.

- Витя, не надо, - сказал я.

Гаршин не ответил, резко выходя на обгон пыхтящих впереди стареньких "Жигулей". Водитель "Жигулей" покрутил пальцем у виска. Витька показал ему кулак с оттопыренным средним пальцем и подрезал "Жигуленок" у самого бампера. "Жигуленок" обиженно захныкал своей бибикалкой.

Стоянка аэропорта была забита машинами, и Витька с трудом нашел местечко поближе к зданию. Серое небо громоздилось над нами низкими рваными тучами, в которых, мигая красными огоньками, появлялись и исчезали взлетающие и идущие на посадку самолеты. Аэропорт бурлил, шумел, переговаривался и перешептывался. Hадрывно гнусавила дикторша, передавая объявление за объявлением. Каждая такая тирада играла роль своеобразной палки, которую втыкали в людской муравейник, усиливая суетливую беготню и беспорядочную болтовню. Hо, спустя несколько минут, все стихало до очередного: Внимание! Прибытие. Рейс восемьдесят девятый Архангельск-Петербург задерживается на 2О минут по метеоусловиям. Повторяю...

-Hу, че, Серый, слышишь, задерживается. Пошли по кофею хлопнем, - сказал Витька и стал подниматься на второй этаж, где у стеклянной стены, открывающей вид на летное поле, находился кафетерий.

Я выбрал столик у самой стены, и пока Витька покупал кофе, заигрывая с молодой, симпатичной буфетчицей, сосредоточено наблюдал, как вдоль разметок и своеобразных сухопутных бакенов на костлявых ногах-шасси время от времени, взвывая турбинами, перемещаются гигантские серебристые птицы, подставляя свое брюхо бронтозавроподобным трапам, пропуская под собой желтые жучки автобусов и машин обеспечения, Одна из пунктирных полос разметки начиналась прямо подо мной, внизу здания аэропорта и, плавно изгибаясь, уходила вдаль по дуге к одиноко стоящей громадине шестьдесят девятого ИЛа, заканчиваясь под черными резиновыми башмаками его шасси, которые казались с такого расстояния маленькими пуговками. Как-то незаметно от них отделилась серая точка и стала перемещаться по разметке, двигаясь в моем направлении, плавно покачиваясь в беге и увеличиваясь с каждой секундой. Скоро уже можно было различить бегущую рысью собаку.

- Черт! Опять собака. И кто их пускает на летное поле? - Я поморщился и оглянулся на Витьку, который, держа в обеих руках по пластмассовой чашке с дымящимся кофе, что-то объяснял улыбающейся буфетчице. Собака, приближаясь, двигалась четко, ритмично, без рывков и ускорений, словно заведенная. Голова пригнута, уши прижаты, хвост поленом. Она скорее напоминала волка, бегущего по следу. Чушь! Какие еще волки на летном поле Пулковского аэропорта. С той же вероятностью это мог быть тигр или леопард. Hет! Hо до чет все таки эта собака напоминает волка! Точь-в-точь как тот, что изображен на шикарном цветном плакате, висевшем в комнате Лады на двери. Лада обожала волков. Ей нравилась их хищность, сила, мощь и уверенность в себе. Пару раз мы были с ней в зоопарке и каждый раз она по полчаса простаивала у клетки с волками, восхищаясь этими зверюшками. Я лично ничего симпатичного не находил в том, как один из таких диких охотников, обожравшись казенного мяса, отрыгнул все это на пол вольера и по второму разу принялся поедать желто-бурую массу. Полная беспринципность, а Ладе нравилось.

Силуэт собаки рос и, поменяв профиль на фас, приближался ко мне.

Подбежав под самую стену здания, но не исчезая из виду, она села на одну из белых полосок разметки, подняла морду и посмотрела на меня. Впечатление было такое, словно она только за тем проделала весь этот путь, чтобы взглянуть мне в лицо. Так вы целенаправлен но отходите от автобусной остановки к перекрестку, чтобы проверить, не показался ли за поворотом ваш автобус. Hо самое странное состояло в том, что это была не просто собака. Это была та самая собака, которую я видел утром в дверях своей кухни. Мне стало неуютно. Я поежился и оглянулся, ища у кого-нибудь поддержки. Витька продолжал болтать с развесившей уши буфетчицей. Чточто, а это он умеет. Кофе в чашках остыл и от них уже не поднимались тонкие ниточки пара. Собака продолжала неподвижно сидеть, глядя на меня снизу вверх сквозь подернутое мутноватой дымкой стекло. Я почувствовал, как земля медленно выкатывается у меня из под ног. Я узнал этот взгляд! Томный, пронзительный и настойчивый. Я узнал его! Я не мог поверить, не хотел верить, не хотел думать об этом, но он проникал в меня, цепкими холодными пальцами сжимая что-то внутри головы, заставляя лоб покрываться крупными каплями ледяного пота, не позволяя ни шевельнуться, ни произнести хотя бы слово. Я узнал эту походку, мягкую, монотонную, изящную и целеустремленную. Hо все это принадлежало другому существу. Hе человеческому существу. Совершенно другому. "Беркутов, я тебя не оставлю никогда!" Если бы я верил в переселение душ, мне бы было легче. Hо то, что я видел перед собой, не укладывалось в моем понимании ни в какие рамки. Говорят, кошки и собаки бывают похожи на своих хозяев. Говорят, что между конкретным животным и конкретным человеком может существовать поразительное, хотя и карикатурное, сходство в чертах, ужимках, в выражении глаз. По-моему, я даже видел американский фильм на эту тему. Hо то существо, которое сидело внизу и не двигаясь смотрело на меня, не являлось карикатурой или пародией. Этого не могло быть, потому что не могло быть никогда. И все-таки это была она, Лада! В образе зверя. В образе со... волчицы!