Папа держал в руках ружье.
— Конечно, уголовника в зятьях я не ждал, — протянул он недовольно, пока пальцы Володи сжимали мои плечи.
Выйдя вперед, мужчина закрыл меня своей спиной, а я все равно высунулась.
— Папа! — окликнула я предостерегающе.
— Что? Мне уже и ружье переложить нельзя? — забросил он оружие в багажник и сделал несколько шагов вперед по направлению к нам, протягивая Владимиру руку. — Добро пожаловать в семью, сынок.
Гора с моих плеч упала, но пока еще не вся. Пожав моему папе руку, мужчина попросил у него разрешения поговорить нам с глазу на глаз. Чуть отведя в сторонку, взял меня за руки и…
Честное слово, была бы ваза поблизости, я бы грохнула ее об асфальт.
— Оль, ты ведь понимаешь, что я ничего не могу тебе предложить сейчас? Подожди, дослушай. У меня действительно ничего нет, потому что все мое имущество арестовали еще до суда, а все заначки ушли на оплату адвоката. Я ничего не могу тебе дать и не хочу, чтобы ты губила свою жизнь, пока я буду пытаться встать на ноги. Ну зачем тебе уголовник? Я же говорил тебе уже…
— Люблю, — перебила я его, глядя ему в глаза. — Люблю и жить без тебя не могу. И мне без разницы, есть у тебя деньги или нет, судим ты или нет. Дорогу осилит идущий, неужели ты этого так и не понял? Когда любишь, действительно любишь, самая большая трудность — это не потерять свою любовь, а все остальное решаемо.
— Оля… — рванул он меня на себя, крепко прижимая к груди. — Глупая моя…
— И потом, — пробурчала я ему в шею, — с деньгами я тебе могу помочь. Тридцать три миллиона тебя устроят? Представляешь, лежат себе одинокие на моем счету, есть не просят, тебя дожидаются. Думают, как бы пойти на хорошее дело. Как насчет домашней пекарни? У меня мама знаешь какие пирожки печет? Вот такие! — показала я руками размеры маминых кулинарных шедевров. — И потом, я, между прочим, даже курсы пекарей окончила. Ну что ты смеешься? У меня и сертификат есть! Честное слово!
— Олька… Никогда никому тебя не отдам. — закусил он нижнюю губу, а по его щеке скатилась одинокая слеза, но я тут же стерла ее и сделала вид, что ничего не видела.
Потому что мужики не плачут! После определенного возраста, а вот до…
— Это что? — спросил Володя, оглядываясь назад.
Нам отсюда проснувшегося Максимку видно не было, потому что мама так и стояла за машиной, зато стало очень даже отчетливо слышно.
— Не что, а кто, — исправил Владимира папа, пока я вдруг отчего-то засмущалась. — Максим Владимирович, между прочим. Иди знакомься, отец, — хлопнул он его по плечу, пока мой любимый пребывал в полнейшем шоке. — Три месяца от роду. Богатырь!
И нет, мужчины не плачут. После определенного возраста. Но никто не знает, когда этот возраст становится определенным.
_____________________________________
Конец
