Я – снайпер. В боях за Севастополь и Одессу - [23]

– Вы специально целились по командирам? – спросил лейтенант.

– Да. Это предписывает инструкция.

– Отличный результат, Людмила.

– Служу Советскому Союзу!

– Они решились на «психическую» атаку, – задумчиво произнес Воронин. – Неужели людей ничуть не жалеют?

– Просто они считают нас слабаками.

– За час – две атаки. А теперь откатились на километр. Их не слышно и не видно.

– Неустойчивая румынская натура, – пошутила я. – Нападать, так скопом, с шумом и гамом. Если сразу победы не вышло, то убегать стремглав…

Лейтенант Андрей Александрович Воронин в 1939 году окончил Ленинградское пехотное Краснознаменное училище имени С.М. Кирова, до войны служил в Приволжском военном округе, в Одессу попал недавно с маршевым пополнением, фронтового опыта не имел. Он очень заинтересовался снайперской службой и расспрашивал о разных ее деталях. Намерение лейтенанта было меня наградить за меткую стрельбу внеочередным присвоением воинского звания, что он и исполнил. Я стала младшим сержантом и прониклась уважением к молодому офицеру. Он происходил из семьи коренных ленинградцев. Его отец, кандидат исторических наук, работал в Эрмитаже и хотел, чтобы сын продолжил это дело, но Андрей с детства мечтал о военной службе. Тем не менее историю он знал хорошо, и мы иногда разговаривали с ним о деяниях наших воинственных предков.

Новый приказ командира роты я постаралась исполнить как можно лучше.

Он поставил боевую задачу: уничтожить пулемет противника, который вел поистине убийственный и точный огонь со стороны селения Гильдендорф[8], не давая нашим, как говорится, и головы поднять.

В двадцатых числах сентября советское командование готовилось нанести в Восточном секторе удар по противнику силами 421-й и 157-й стрелковых дивизий. Последняя прибыла в Одессу из Новороссийска 17 сентября, имела численность более 12 тыс. человек личного состава и артиллерию: 24 пушки калибра 76 мм, 36 гаубиц калибра 152 мм с тремя боекомплектами[9]. Это было мощное подспорье, поскольку полки 421-й дивизии пушек почти не имели (три орудия на километр фронта против восьмидесяти у румын). Планировалось, что наступление поддержит наша авиация, береговые батареи 37-я и 38-я, а также корабли Черноморского флота огнем своих пушек. Селения Гильдендорф, Болгарка, Александровка, совхоз имени Ворошилова находились на направлении главного удара. Нашим двум батальонам 54-го полка вместе с пятью батальонами из 157-й стрелковой дивизии предстояло штурмовать Гильдендорф.

Перед этим мои однополчане выбили противника с кладбища, расположенного метрах в двухстах от южной оконечности села. На кладбище росли деревья: пять высоких кленов с раскидистыми кронами и толстыми пепельно-серыми стволами, неведомо как уцелевшие в жарких схватках, при бомбежках и артобстрелах.

Сложности, связанные с маскировкой в степи, отступили сами собой. Из книги «Бои в Финляндии» я знала, что в карельских лесах финские снайперы-«кукушки» вели прицельный огонь по нашим войскам, спрятавшись среди веток могучих северных деревьев – сосен, елей, пихт. Почему бы мне не использовать этот опыт?

Лейтенант одобрил мой план.

Весь вечер я расшивала свою новую камуфляжную куртку с капюшоном зеленоватого цвета и коричневыми разводами. Старшина отдал мне обрывки маскировочных сетей и чью-то старую гимнастерку, которую я раскроила на ленты и кусочки небольшого размера. Разлохмаченная лента сгодилась, чтоб обернуть ствол «снайперки». Остальное вместе с кленовыми листьями, веточками и пучками травы я разместила на куртке, отчего она утратила прежний четкий силуэт и стала походить на одеяние лешего или болотной кикиморы.

За полтора часа до рассвета я отправилась на кладбище. Совсем не бедные люди – переселенцы из Германии – жили в деревне Гильдендорф. С немецкой аккуратностью обустроили они не только деревню, но и погост недалеко от нее: прямые дорожки, могилы с каменными надгробиями, решетчатые оградки. Деревья осеняли место вечного упокоения первого бургомистра Гильдендорфа почтенного Вильгельма Шмидта, умершего в 1899 году, о чем сообщала выбитая на мраморном монументе надпись. Поставив ноги на черную плиту, я стала забираться оттуда наверх по стволу могучего клена, склонявшегося над могильным памятником.

Снаряжение мое составляли лишь самые необходимые вещи: снайперская винтовка Мосина с прицелом «ПЕ», два подсумка на ремне, наполненные патронами с «легкими» пулями образца 1908 года и бронебойными пулями образца 1930 года с головками, окрашенными в черный цвет, так как я собиралась не только расстрелять пулеметчиков, но и вывести из строя их адскую машинку, фляга в суконном чехле, боевой нож «финка». Бинокль я не взяла, стальной шлем – тоже, поскольку слух после контузии стал хуже, и каска мешала воспринимать слабые звуки.

Перед восходом солнца подул ветер. Клен зашелестел листьями, но толстые ветки, расходившиеся в стороны от его могучего ствола, даже не покачнулись. Упираясь в них ногами, я удобно устроила винтовку на другой ветке примерно на уровне моих плеч и посмотрела в окуляр оптического прицела на деревню. Теперь ее улица, застроенная одноэтажными каменными домами, мельница, кирха, школа лежали передо мной, как на ладони. В саду, окружавшем большой полуразрушенный дом, я увидела универсальный немецкий пулемет «МG-34» на стойке-треноге и коробки с патронными лентами, разложенными возле него. У пулемета имелся оптический прицел. Так вот в чем был секрет его сокрушительного действия! Ну, зловредные фашистские псы, я вас сейчас проучу…