Я — смертник Гитлера. Рейх истекает кровью - [9]
Двери закрываются, и поезд приходит в движение. Смотрю в окно и вижу, что унтер-офицер сопровождения бежит за нами, крича что-то вслед отъезжающему поезду. Возникает спор, что нам делать. У него все наши документы, включая расчетные книжки.
Вагон постепенно заполняется, причем главным образом женщинами, которые едут по городским магазинам. Мы выходим на Кайзердамм и устраиваемся на платформе. Поезда подходят, останавливаются и снова отходят, исчезая вдали.
На газетном стенде вывешены журналы и газеты. С первой полосы «Беобахтер Иллюстрирте» улыбается офицер СС в новеньком мундире с дубовыми листьями к Железному кресту[20].
Наконец унтер-офицер сопровождения выходит из одного из поездов. Он сердито подходит к нам, но успокаивается, видя, что мы все на месте и никто не потерялся. Садимся на следующий поезд, едущий до зоопарка, где выходим из метро и поднимаемся вверх на станцию городской железной дороги. Нас подхватывает людской поток. Гуляющие по улицам женщины и девушки сменили зимнюю форму одежды на весеннюю. Руины церкви кайзера Вильгельма[21] тонут в рассветной дымке. Мемориальная церковь, Курфюрстендамм, — славные названия, любимые места Берлина, на которые мы недавно смотрели глазами свободных граждан. Какая бездна отделяет их от нас теперь, когда мы можем лишь мельком бросить на них взгляд. Останавливается трамвай, стремительно проносятся автомобили. Суматоха, суета — таков ритм большого города!
Мы выходим на платформу как раз в тот момент, когда отходит поезд на Эркнер. Теперь нам еще двадцать минут придется ждать следующего. Мы ставим наши мешки и гуляем по платформе. Неподалеку непринужденно курят офицеры СС, поставив у ног чемоданы из свиной кожи. На них новенькие галифе, кожаные пальто с меховыми воротниками и легкие портупеи с пистолетными кобурами. Партийные бонзы в желтой форме с нарукавными повязками фольксштурма. Толстяк с портфелем и нарукавной повязкой со свастикой на пальто блаженно выдыхает сигарный дым. Вокруг нас снуют девушки в легких прозрачных весенних платьях, куда-то торопятся измученные заботами женщины, изможденные рабочие, голодные дети — таков многоликий Берлин.
Наконец подходит поезд на Эркнер, он уже переполнен. Мы с трудом протискиваемся внутрь. Станции мелькают как в кино — лежащая в руинах Фридрихштрассе, Винтергартен со сгоревшим куполом, Шиффбауэрдамм, Адмиральспаласт, Апександерплац со статуей Беролины. Универмаги «Герти» и «Аваг».
Море зданий большого города вскоре отступает, и начинается сельская местность — Карлхорст, Руммельсберг. Жители пригородов копошатся в своих садах, крестьяне вспахивают поля. Деревья и кустарники только что покрылись листвой, и ликующие птицы порхают в голубом весеннем небе.
Городская железная дорога заканчивается в Эркнере, оттуда нам нужно ехать пригородным поездом, который отправляется только через три часа.
Платформы полны офицеров и солдат всех родов войск, даже моряков, сражающихся на Одере[22]. Все они ждут поезда. Повсюду развешены плакаты, предупреждающие военных о том, что дезертирство карается трибуналом. Здесь же женщины, приехавшие в деревню, чтобы выменять на что-то продукты для голодных детей, и беженцы из Франкфурта-на-Одере, которые хотят вернуться, чтобы попробовать спасти еще что-то из вещей. Они сидят на корзинах и мешках, в то время как СС[23] и военная полиция проверяют паспорта.
Нам выдают расчетные книжки и разрешают уйти со станции. Оставляю мешок и ранец на платформе.
Перед станцией несколько разрушенных зданий и руины разбомбленной фабрики. Эркнер, некогда прелестный цветущий пригород, буквально сметен морем огня из-за завода шарикоподшипников «Кугельфишер», принесшего ему смерть и разрушение.
В Эркнере закрыты все пивные. В них поселили беженцев и местных жителей из разрушенных бомбежкой домов, влачащих жалкое существование на скудных остатках своего имущества.
Медленно бреду мимо сожженных загородных домов и маленьких семейных коттеджей, обвиняюще глядящих на мир из зелени садов. Меня часто спрашивают, сколько мне лет, и одна молодая девушка даже предлагает мне гражданскую одежду брата и обещает спрятать. Однако мне не хватает храбрости, и я отвечаю отказом.
Расстилаю шинель на маленькой лужайке перед станцией и растягиваюсь на ней. Тепло дня успокаивает. Я лежу, дремлю и думаю о будущем. Меня будит товарищ. Пора возвращаться!
На платформе не пройти. Из берлинских поездов на станции вышло много народа, в основном гражданские. Поезд подходит, и его тут же штурмуют гражданские. К счастью, мне удается добраться до моего мешка, который все еще лежит там, где я его оставил. Большинство товарищей из нашей группы — здесь. СС очищает головную часть поезда от гражданских, чтобы мы могли влезть. Сажусь у окна и кладу мешок на багажную полку. Как только солдаты усаживаются, в вагон разрешают войти гражданским. Они с благодарностью стоят в коридорах, набившись, как сардины в банке. Сопровождающий унтер-офицер нервничает, поскольку Вегнера все еще нет, но наконец тот протискивается внутрь в последнюю минуту перед отправлением поезда.
