«Я слышал, ты красишь дома». Исповедь киллера мафии «Ирландца» - [41]

Взять, к примеру, волосы Джимми Хоффа, которые нашли в машине. Джимми дружил с Тони Джакалоне и его семьей. Волосы Джимми легко могли попасть на одежду одного из Джакалоне. Потом с одежды одного из Джакалоне волосы могли попасть в автомобиль малыша Джакалоне. Или сам Джимми мог сидеть в машине раньше. Или они могли попасть в машину с одежды Чаки О’Брайена. Возможен миллион объяснений помимо того, что Джимми Хоффа куда-то везли в этом автомобиле именно в тот день.

Так или иначе, накануне я был в доме того парня, чтобы забрать кроватку. Копы решили, что я приезжал специально, чтобы, так сказать, заранее осмотреться в том самом подвале, где обнаружили тело, возможно, оставить в том подвале открытыми окно или дверь. Но обвинения они так никому и не предъявили, хотя и страшно хотели повесить это дело на меня.

Если спустить парню обман с украденными ювелирными украшениями, никто не скажет, на что он еще способен. И неизвестно, что он расскажет, если на него надавят. Он уже наполовину крыса. Если вы хотите жить в порядочном обществе, это смахивает на измену. За измену казнит даже государство. Это серьезная ошибка, особенно если у вас, как у того парня, куча возможностей сделать все как надо. Есть определенные правила, которые надо соблюдать, вот что это такое.

К этому времени я стал важной частью нового окружения и как друг Рассела и Анжело пользовался большим уважением. Знаю, это кружило мне голову. Поскольку мы были католиками, мы с Мэри не разводились, но разъехались, и я жил как хотел.

Через улицу от «Никсон боллрум» был ресторан «Голден Лантерн». Работали там 44 официантки, и за лето со Дня поминовения[25] до Дня труда[26] я переспал с 39 из них. «Египтяночка» и «Русалка Нила» были хорошими наставницами, и я пользовался большим успехом у женщин. Должно быть, среди них распространилась слава о моих подвигах, и каждая из них хотела со мной переспать. Женщины находили меня привлекательным, и это чувство мне нравилось. Я был один. Но все почему? Эгоизм, и ничего больше. Любви никакой не было. Просто много выпивки и много эгоизма. И то и другое тебя убьет.

Они дали мне работу в ночном клубе под названием «Данте Инферно». Принадлежал он парню по имени Джек Лопинсон, но Лопинсон был должен за него много денег акуле по имени Джозеф Малито, который там ошивался. Моя работа заключалась в том, чтобы следить за деньгами Лопинсона и Малито (фактически владельца), чтобы убедиться, что деньги шли в кассу, а не в карманы барменов, и приструнивать клиентов, если кто-то из них перейдет грань дозволенного.

Горластый организатор из 107-го отделения «Братства» Джей Фален, один из людей Джоуи Макгрила, приходил и накачивался, и мне пришлось сказать барменам, чтобы не обслуживали его, когда он напьется. В один из вечеров Фален вытащил пистолет и наставил на другого клиента, а я подошел и вырубил его. Подняв с пола, я вышвырнул его на улицу и сказал, чтобы он больше не возвращался. Вход ему был закрыт навсегда, и так продолжалось до тех пор, пока я работал в «Данте Инферно».

Всякий раз при мысли о словах Тощей Бритвы, что они что-то для меня делают, меня все больше и больше тяготили такие люди, как Фален, и такие обязанности, как в «Данте Инферно». Вроде и хорошо, что я избавлен от ежедневной рутины, но все это сильно смахивало на армию, с ее вечной спешкой и ожиданием, томительной скукой между боями. Я все чаще думал о работе в профсоюзе со стабильной зарплатой и продвижением по службе. Там я, несомненно, смог бы каждую неделю давать Мэри больше денег или хотя бы четко определенную сумму, а не то густо, то пусто, не торчал бы все время в барах и пил бы, может, поменьше.

Когда Рассел заговорил, что не вечно же мне водить грузовик, я начал откровенно говорить ему, что хотел бы работать в профсоюзе. Он сказал: «Тогда почему ты туда не устроишься?»

Я сказал: «Я уже справлялся у Джоуи Макгрила, для которого продаю футбольную лотерею. Он – организатор «Братства дальнобойщиков» из 107-го. Макгрил ответил мне, что у них вакансий нет. Я сказал ему, что есть организатор, которого я выгнал из «Данте», – от него можно избавиться, Макгрил сказал мне, что это не имеет значения. У них другие ребята на очереди. Он сказал, ты должен знать кого-то из шишек. Ребе, который бы поддержал и ручался за тебя. Единственный, кого я знал, кроме Макгрила, мой собственный профсоюзный уполномоченный, и у него нет никакого авторитета, чтобы пробить мне дорогу. Он сам еще должен расти. Стать организатором».

Рассел привел какую-то сицилийскую пословицу о буре, которую можно перевести примерно так: «Никто не знает, как все сложится. Погода в руках Господа».

Однажды днем перед работой в «Данте» я зашел во «Френдли». Тощая Бритва сказал мне: «Сегодня вечером придет Рассел, и он хочет, чтобы ты был здесь к 8.00. Ему позвонит парень. Он хочет, чтобы ты кое с кем поговорил». Я не знал, чего хотел Рассел или с кем он хотел, чтобы я поговорил, но я понял подсказку.

Я вернулся в бар к 7.30, и Рассел был на улице, разговаривал с людьми. Он сказал мне заходить и выйти за ним, когда ему позвонят. Ровно в 8.00 в баре зазвонил телефон, и Тощая Бритва поднял трубку. Я встал из-за стола и пошел за Рассом, но Расс уже входил, он услышал звонок с улицы. Я сел за столик у телефона. Тощая Бритва сказал человеку на том конце провода: «Как вы поживаете? Хорошо. А семья? Да, у нас все хорошо. Постучим по дереву. О да, Анжело отлично. На прошлой неделе он ходил к врачу. Он в полном здравии. Снова постучим по дереву. Позвольте, я передам трубку Макги. Вы должны беречь себя, слышите». Бритва передал трубку Рассу.