«Я слышал, ты красишь дома». Исповедь киллера мафии «Ирландца» - [40]

Я почувствовал, что меня надурили из-за того, что я был новичком. Представьте парня, прикрывающегося смертью матери. Поэтому я вернулся к Гарри и сказал этому паразиту встать из-за карточного стола. Он был с меня ростом, но поздоровей меня. Он с готовностью встал и ударил меня, я ответил. Я уложил его, и он опрокинул карточный стол и стулья. Он встал со стулом в руке, я вырвал его и запустил в него, избил в кровавое месиво и оставил лежать на полу в бессознательном состоянии.

Внезапно вошел Гарри, огляделся и взбеленился. Он был горбуном, но помимо этого, крутым мужиком и человеком чести, занимавшим при Анжело высокое положение. Он стал орать, что я разворотил его бар, загадил кровью парня танцпол. Я сказал ему, что заплачу за ущерб. Он сказал, что не в этом дело, а в том, что я посмел выказать ему неуважение, разгромив его бар. Мне следовало вывести парня на улицу и разобраться с ним там. А не в баре. Я не слишком хорошо знал Гарри, но сказал ему, что парень меня надул. Я сказал, что парень взял у меня в долг и не платил даже проценты. Гарри сказал: «У этой задницы не хватило ума выйти на улицу и занять еще денег?» – «Он уже должен всем», – сказал я. «Я этого не знал, когда ему одалживал». После чего Гарри Горбун подошел к лежащему на полу парню, схватил его за волосы и начал бить по лицу уже за себя.

Меж тем, когда я зашел в его бар, Тощая Бритва начал втирать мне, что хватит мне просто ездить на грузовике. Бритва сказал: «Хрен, почему ты ничего не делаешь? Ты должен что-то делать». Он сказал, что они должны найти мне занятие. Я не должен просто ездить. Я должен начать карабкаться вверх. Я должен быть с большими шишками. Он повторил это несколько раз. Однажды я сказал ему, что мне нравится фильм «В порту». Я сказал, что не против начать работу в каком-нибудь профсоюзе. Мне нравились организаторы, такие, как Джоуи Макгрил и переговорщики, работающие с жалобами ради улучшения положения водителей в моем профсоюзе – «Братстве». Тощая Бритва, должно быть, поговорил с Анжело, а Анжело, должно быть, поговорил с Расселом. Вскоре Рассел, когда мы сели и окунули хлеб в вино, тоже стал мне намекать. Рассел начал говорить нечто вроде: «Дорогой мой Ирландец, не вечно же тебе кататься на грузовике».

Потом другой парень получил украденные украшения и не отдал деньги. Идя на такое, знают, что добром не кончится. Но многие из этих людей просто не способны не врать или быть честными и жить достойно. Кидать для них вроде привычки, как жевательная резинка. У кого-то из них проблемы с алкоголем или азартными играми, мутящие им разум. Не знаю, почему он так поступил, не знаю, в чем была его проблема. Знаю только, что проблема у него была.

Мне велели его предупредить. Знаю, что некоторые другие люди тоже пытались ему сказать, что это такое. Но он рассказывал всем другую историю. Центровые попросили меня держаться к нему поближе. И я стал с ним тусить. Однажды вечером мы посидели в «Хаверфорд дайнер» на углу 63-й и Харрисон. В 8.30 я ушел, а он остался ждать другого своего знакомого.

Позже той ночью этого раздолбая застрелили в его собственном подвале из «Магнума». Я жил тогда на Сити Лейн авеню; приехали полицейские, вломились и увезли меня на допрос. В то время они имели на это право, до того как Верховный суд изменил закон. Теперь они берут всех этих ненормальных, которые убили своих жен или подруг, и даже не вправе спросить, как их зовут. Нас они хватали при первом подозрении. Сажали и засыпали вопросами из всех углов допросного кабинета. Устраивали настоящий допрос с пристрастием.

Они нашли у меня в квартире такой же «Магнум», но из него ни разу не стреляли, о чем я им сказал. У них был свидетель из «Хаверфорда», и он показал, что, сидя с тем парнем, которого убили, я несколько раз громко спрашивал официантку, который час. Они сказали, что я спросил ее еще раз незадолго до ухода в 8.30.

По их словам, так я пытался с помощью официантки устроить себе алиби, чтобы никто не сказал, что я был с тем парнем позже, когда его замочили. Они стали говорить мне, что обнаружили отпечатки моих пальцев на перилах лестницы, ведущей в тот подвал. Я сказал им, что накануне заходил к нему взять детскую кроватку, которую он мне одолжил, и мои отпечатки могут быть по всему подвалу, поскольку кроватка стояла в подвале. Хорошо, что я с ним дружил, в противном случае эти отпечатки стали бы уликой против меня. Они спросили меня, не желаю ли я им ничего рассказать, снять камень с души, я сказал им: «На моей душе нет камня, потому что я ничего не делал». Они попросили меня пройти проверку на детекторе лжи, а я напомнил им, что не пальцем деланный, и очень почтительно сказал, что они могут сами пройти проверку на детекторе лжи, которая поможет им вернуть украденные ценности, нередко исчезавшие в те дни прямо в полиции.

Постигнув азы, я понял, почему у боссов и капо немало веских причин подослать тебя замочить твоего хорошего друга. Главное – стрелок сможет к тебе подойти, когда ты один. Кроме того, если обнаружат улики против стрелка, а он твой друг, можно легко объяснить, как они оказались в твоем доме, в машине или на твоем теле.