«Я слышал, ты красишь дома». Исповедь киллера мафии «Ирландца» - [117]

Я сказал:

– Агент… Парень… агент по продаже дома в Детройте. Ты сказал, что там замешан парень, агент по продаже недвижимости. Ты не хочешь об этом говорить?

Он начал бормотать, проглотил несколько слов, которые я попытался расслышать, но не смог. Потом решился и ясно произнес:

– Ну, нет, Чарльз, ты узнал вполне достаточно.

– Я узнал вполне достаточно, – сказал я.

– Будь доволен, Чарльз.

– Я доволен.

– Ты узнал достаточно. Не дави.

В самом деле, более чем достаточно. Но отнюдь не всю правду. Если бы я мог знать, что через несколько дней состояние здоровья Фрэнка Ширана так резко ухудшится, я бы дожал его. Сейчас все потеряно, если только об этом не упомянуто в досье ФБР, и ФБР опубликует свое досье.

Мне представляется, что в 1975 году, вследствие преклонного возраста владелицы, женщины, купившей его в 1925 году, дом сдавался в аренду. Возможно, риелтор был ее агентом по сдаче дома в аренду и у него был ключ. Возможно, риелтор был просто другом пожилой женщины и у него был ключ. Возможно, перед домом стоял знак с табличкой «Продается». В любом случае наличие риелтора может объяснить не только происхождение ключа. Оно может также объяснить, почему те, кто планировал дело, спокойно давали людям указание парковаться на подъездной аллее. Сдавайся дом в аренду или будь выставлен на продажу, никого не удивило бы, что незнакомцы паркуются на подъездной аллее и входят в дом.

Фрэнк Ширан умер шесть недель спустя после этого разговора. За это время мы с женой, тратя по три часа на дорогу из дома, навещали его минимум раз в неделю, а еще пару раз в неделю я приезжал один. Он с трудом поднимал голову, но, услышав наши голоса, широко улыбался. Он позволял мне немного покормить его итальянским льдом[57] и потягивал воду через соломинку, которую держала моя жена, но в основном был в отключке. От еды он отказывался. В последний раз я видел его 6 декабря 2003 года, когда приехал к нему с моим пасынком Триппом и сказал, что собираюсь в Айдахо и хотел бы приехать к нему после Нового года. Его последними словами, сказанными мне еле слышным голосом, были:

– Я никуда не поеду.

14 декабря 2003 года мне позвонила его дочь Долорес и сообщила, что ночью он умер. В тот день солдаты взяли в плен Саддама Хусейна. Услышав о захвате Саддама, я сразу подумал: «Интересно, что об этом сказал бы Фрэнк?» Он всегда был в курсе всех новостей. Когда произошло массовое убийство в школе Колумбайн и полицейские ждали на улице, пока убийцы в здании продолжали стрелять, Фрэнк сказал мне: «Чего ждут эти копы? Нам сказали бы взять танк, и мы пошли бы и взяли танк». Это были слова солдата. Когда влиятельного адвоката из Делавэра Тома Кэпано приговорили к смертной казни за убийство подруги, попытавшейся от него уйти, Ширан сказал: «За это не убивают. Того, кто тебе нравится, но кому ты больше не нужен. Надо просто расстаться». Это были слова эксперта. Когда в конце девяностых взорвали наши посольства в Африке и подозреваемым в организации взрывов назвали человека по имени Усама бен Ладен, я сказал: «Им следует убрать этого парня. Уверен, это сделал он». Но легендарный мафиозо произнес: «Если он этого не делал, он думал это сделать». И это было неплохо сказано.

В обоих некрологах, как в «Филадельфия инкуайрер», так и в «Филадельфия дейли ньюс», упоминалось о том, что Фрэнк Ширан уже давно подозревался в исчезновении Хоффа.

Я полетел домой на похороны и встретил там человека, который, склонившись над гробом, поцеловал Фрэнка в лоб, а потом подошел ко мне. Он сказал, что знает, что я пишу книгу о Фрэнке. Его дочь была домохозяйкой Фрэнка и часто видела, как мы работаем вместе, сидя на солнце в патио Фрэнка. Он сказал, что он был сокамерником Фрэнка в Сэндстоуне. «Представляете, как мало места в тесной камере мне оставалось с этим большим парнем?»

– Ему было трудно в Сэндстоуне, – сказал я, имея в виду влияние холодов на его артрит.

– Он нарывался. Не терпел неуважения ни от кого. Никогда не мог держать язык за зубами. Однажды он сказал мне, что какой-то парень, работавший в прачечной, не по-дает ему руки. Он сказал мне задержать парня у стены, сам отпустил свои трости, оперся о стену, ударил и нокаутировал его. Я сказал ему: «Эй, дал бы мне ударить его вместо тебя». В конечном итоге я пять месяцев не вылезал из дерьма за этот удар. Прежде всего я вообще не должен был оказаться в тюрьме. Даже Фрэнк так говорил. Они хотели достать помощника Анжело, его помощника в Нью-Джерси, и они составили заговор и вовлекли в него меня. Это не значит, что я ничего не делал. Я связал парня и отделал его, но он это заслужил. Но пятнадцать лет за это не дают.

– Они состряпали дело и на Фрэнка, – сказал я, – потому что пытались посадить его по делу Хоффа.

– Да. Вышла книга под названием «Тимстеры». Я лежал на верхней койке и читал ее, а Фрэнк был внизу. Я сказал что-то вроде: «Зачем везти тело в Нью-Джерси, если от него можно избавиться в Детройте?» Это его задело: «Что ты там говоришь?»

Итак, в тюрьме Фрэнк Ширан остался, возможно, более закаленным и смертельно опасным, но, по сути, все тем же бунтующим школяром, подкладывавшим на радиатор лимбургский сыр и одним нокаутирующим ударом сломавшим челюсть директора школы. Как он неоднократно говорил и повторял на последней видеозаписи: «83 года я задавал жару и отрывался – вот что я делал».