Я сильная. Я справлюсь - [8]
Из одежды я вырастала так же стремительно, и мой и без того небогатый гардероб в средних классах школы стал оскудевать с драматической быстротой. Но здесь был кое-какой выход. Я много читала, и любимой книжкой была история про маленькую девочку, к которой прилетала добрая фея и учила ее готовить, вязать и шить. Называлась книжка «Калинкины истории». Я зачитала ее до дыр и постепенно научилась всему, чему учила девочку фея. Я освоила швейную машинку и время от времени залезала в шкаф с мамиными старыми вещами, о которых она уже и думать забыла, а выкинуть руки не доходили, и перешивала их. Находила где-то тесьму, убирала лишнюю длину, пришивала какие-то меха – и мне казалось, что я хоть немного становлюсь похожей на Сюзанну.
Одноклассники, впрочем, так не считали. Ни тесьма, ни меха не делали невзрачную девочку Аню яркой и интересной личностью. К тому же я для них была «училкина дочка», и, хотя моя мама никогда у нас в классе ничего не вела, все равно они были уверены, что я за ними шпионю и все докладываю матери. А мои хорошие оценки по всем предметам их только злили – конечно, мне же ставили пятерки исключительно потому, что мама работала в школе! Однажды даже несколько девочек собрались, чтобы меня побить. Требования они при этом выдвигали невнятные, я так и не поняла, что именно они от меня хотели, да и не старалась понять – инстинктивно поняла, что надо просто «сделать ноги», и убежала. С тех пор способность быстро бегать спасала меня не раз.
Я была изгоем. Единственные существа, которые соглашались со мной дружить, – дворовые собаки. Я их прикармливала, гуляла с ними. Разумеется, мама и слышать не хотела о том, чтобы взять хоть одну собаку к нам домой, и мои друзья жили у меня в коробке на лестничной клетке. Одна из собак, смешная маленькая дворняжка по кличке Джуля, целый месяц сопровождала меня во всех моих передвижениях. С утра мы с ней шли в школу, она терпеливо ждала, пока закончатся мои уроки, дожидаясь у калитки, радостно меня встречала, и мы шли домой. Если вечером мне предстояло идти на какой-нибудь кружок, я точно знала, что пойду не одна – Джуля обязательно проводит меня туда, дождется и снова сопроводит до дома. Однажды Джуля исчезла из моей жизни раз и навсегда. Точно так же внезапно, как папа когда-то.
КОГДА У РЕБЕНКА ЕСТЬ ПОЛНЫЙ КОМПЛЕКТ ЛЮБЯЩИХ РОДИТЕЛЕЙ – ОН, ДАЖЕ СТАВ ВЗРОСЛЫМ, ЧУВСТВУЕТ, ЧТО ЗАЩИЩЕН. ЧТО ЗА ЕГО СПИНОЙ В ЛЮБОЙ СХВАТКЕ СТОЯТ ЕЩЕ ДВА ЗАЩИТНИКА – МАМА И ПАПА. ДАЖЕ ЕСЛИ ОНИ В ТОТ МОМЕНТ ДАЛЕКО. ДАЖЕ ЕСЛИ ИХ НЕТ НА СВЕТЕ. КОГДА У РЕБЕНКА ТОЛЬКО ОДИН РОДИТЕЛЬ – ОН ВСЕ ВРЕМЯ ОЩУЩАЕТ ЗА СПИНОЙ, В ТОМ МЕСТЕ, ГДЕ ДОЛЖЕН БЫТЬ ВТОРОЙ, – ЗИЯЮЩУЮ ПУСТОТУ. И ВСЮ ЖИЗНЬ СТАРАЕТСЯ ЭТУ ПУСТОТУ ЧЕМ-ТО ЗАПОЛНИТЬ.
Глава 2
Несмотря на, то что в школе я была круглой отличницей и мне одинаково легко давались и гуманитарные, и точные науки, довольно рано стало понятно, что ни гениальным математиком, ни перспективным филологом я вряд ли стану. Науки меня не привлекали никак. И было очевидно, что, скорее всего, успех меня будет ждать на артистическом поприще. Подавляющее большинство детей ненавидели, когда мамы ставили их на табуретку и просили прочитать стихи для Дедушки Мороза. Меня упрашивать не приходилось, я залезала на табуретку при любом удобном случае и декламировала стихотворения километрами. Я их легко заучивала и звучным голосом, с выражением, трогательно и торжественно читала перед собравшимися родственниками. На этой же самой табуретке был впервые исполнен незабвенный хит «Эй вы там, наверху». Я брала в руки швабру и, пародируя Аллу Борисовну Пугачеву, стучала ею в потолок. Потом был «Синенький скромный платочек» в сопровождении дедушкиного аккордеона и множество других песен. В общем, было очевидно, что мое будущее – артистическая карьера.
Мама тоже разглядела во мне артистку и в один прекрасный день повела меня на прослушивание в ансамбль народной песни. Меня прослушали, на меня посмотрели, пожали плечами и сказали: «Ну, ничего особенного, конечно. Солисткой вашей девочке не быть. Но если у вас время есть – ходите к нам». И я стала ходить. Времени у меня было не очень много – после обычной школы я каждый день ходила еще и в музыкальную, а до места, где базировалась репетиционная база ансамбля, надо было ехать час на автобусе, шесть остановок на метро и потом еще идти пешком. Но я как-то справлялась с таким графиком, трижды в неделю мотаясь через весь город на репетиции хора.
Алименты, деньги, вещи, квартиру – сколько я помню, они всегда что то делили. Не делили они только одно: меня
Мне нравилось петь в хоре, даже несмотря на то, что я никогда не была там солисткой. Я была девочкой, которой говорят: «Слушай, ты встань где-нибудь там, сбоку, в третьем ряду, ладно?» Любой детский хор тогда был устроен следующим образом: на выступлениях в первом ряду стояли красавицы с хорошими голосами. Во втором – девочки попроще с голосами похуже. А в третьем располагались все остальные (ну надо же их было куда-то девать). Внешность у меня была средненькая, голос средненький, и я считала, что третий ряд – это вполне заслуженное место. И даже то обстоятельство, что абсолютно у всех участников хора, кроме меня, были свои сольные номера, меня не смущало. Главное – я на сцене. Остальное неважно.
