Я сбилась с пути - [10]

Матрас прогнулся. Я чуть приоткрыл глаза, и щекочущее ощущение переросло во что-то более сильное – покалывание по всему телу, пульсацию между ног.

В приоткрытое окно задул прохладный ветерок, и я, до конца открыв глаза, увидел, что во сне прижался к Амиру. Моя рука лежала на его груди, теплой и влажной. Сердце обрело целостность. И в тот момент мне пришло понимание, кто я.

Матрас снова прогнулся, и Амир открыл глаза.

– Что?.. – начал спрашивать он с той же виноватой интонацией, с какой спрашивал ранее, когда думал, что его отругают за огромное количество выпитого лимонада. А затем посмотрел на мою руку. – Что ты делаешь?

– Комар, – отдернув ладонь, соврал я.

Амир перевернулся на бок и заснул, а я лежал неподвижно на матрасе, боясь, что если пододвинусь слишком близко, он сразу же поймет, что со мной что-то не так. Следующей ночью я перебрался на диван, обвинив Амира в том, что он пинался, и после этого отвергал все его просьбы понаблюдать за самолетами. Он обиделся, но обида лучше отвращения.

В пятницу кузены уехали, и Абу спросил, не хочу ли я снова сходить на аср. Мне нравилось ходить с ним в мечеть, проводить с ним время. Но меня учили, что Аллах может заглянуть в наши сердца. Он увидит меня. А я не мог этого допустить. И сказал Абу, что больше не хочу туда ходить.

Он вздохнул и нахмурился, но не стал спорить. Саиф подготовил для меня почву. Абу решил, что я просто взбунтовался. Вел себя по-американски. И я позволил ему так думать.

Тогда я впервые соврал ему.

Порядок утраты Часть 3 Натаниэль

Впервые папа прочитал мне «Властелина колец» в семь лет.

– Только маме не говори, – прошептал он.

– Почему он еще не спит? – пожаловалась мама, когда полчаса спустя мы все так же читали, я был взбудоражен как никогда, в голове крутились образы орков и эльфов. – Ты должен был уложить его спать.

Тогда папа спрятал книгу под одеяло и подмигнул мне.

– Ты и я, – прошептал он, когда она ушла. – Как Фродо и Сэм.

– Братство, – хихикая, ответил я.

– Братство двоих. – Он взял ручку и что-то написал на полях книги, которую затем спрятал под моей кроватью.

Братство двоих – и мама. Мы вдвоем бродили по лесу, ища то съедобные грибы, то энтов. Мы вдвоем не спали всю ночь, чтобы увидеть лунное затмение (которое, благодаря вездесущим облакам, так и не увидели).

Мы вдвоем лазали по деревьям, строили крепости и спонтанно отправлялись в поездку, невзирая на уроки и отсутствие дополнительной одежды. «Зачем она нам, приятель? – говорил папа. – Мы есть друг у друга. Большего и не нужно».

Когда мама объявила, что уходит, я даже не расстроился. Ведь мы были друг у друга. «Мне ужасно жаль, Натаниэль, – сказала она мне. – Но я больше не могу жить с двумя детьми». Она хотела забрать меня с собой в солнечную Калифорнию. «Разве не здорово?» Нет, не здорово. Я не хотел жить с ней в Калифорнии. Я хотел остаться здесь, в моем доме, с моими друзьями и папой. В конце концов, мы были братством.

«Я не оставлю тебя с этим инфантильным мужчиной», – заявила мама, а когда я пересказал это папе, он попросил приехать к нам бабушку Мэри.

«Если она такая взрослая, тогда почему сбегает от восьмилетнего мальчика?» – спросила Мэри в первый же день, поставив чемодан в цветочек на пол коридора и достав из сумочки резиновые перчатки, словно предчувствовала кучу грязной посуды в раковине – и не ошиблась. «Ничего страшного, – сказала она мне, соскабливая с тарелки трехдневную яичницу. – Я вырастила твоего папу, выращу и тебя. – Она бросила взгляд на отца, который сидел на диване в пижаме и читал комиксы. – Выращу вас обоих, по-видимому».

Папа подмигнул мне, и я без слов его понял. Нас было только двое. Братство двоих.

Бабушка Мэри заняла бывшую родительскую спальню, а папа переехал на свободную кровать в моей комнате. И вот так он полностью отказался от роли, которую изначально не выполнял в полной мере. Мы больше не отец и сын, а самое настоящее братство. Не спали допоздна и болтали обо всем: существовала ли разумная жизнь? Папа был в этом уверен. Могло ли быть такое, что мы на самом деле не живем, а являемся частью видеоигры, в которую кто-то играет? Папа считал это возможным. Мы обсуждали места, куда однажды отправимся. Папа хотел увидеть храм Ангкор-Ват. Я хотел побывать в Нью-Йорке, потому что начал смотреть «Субботним вечером в прямом эфире» и мне было интересно посмотреть, как его снимают.

– Договорились, – пообещал папа, добавив эти места к нашему списку. – Мы везде побываем. Вместе увидим мир.

– Братство двоих, – ответил я.

Так продолжалось несколько лет. Я жил своей жизнью, учился, осенью играл в футбол, а весной – в бейсбол. Мне хорошо давались позиции питчера и первого бейсмена, и тренер сказал, я могу попасть в команду на выездные игры. Бабушка Мэри ходила за продуктами, убиралась и заботилась о нас.

Папа по-прежнему работал айтишником, но не на постоянке, он называл себя фрилансером. Мама называла это как-то иначе, но через несколько лет вышла замуж и родила еще одного ребенка. Поэтому перестала жаловаться на папину работу, перестала спрашивать, хочу ли я жить с ней в Калифорнии.

Бабушка была приверженцем привычек. Каждый день носила один и тот же фартук. Каждое воскресенье ходила на одну и ту же мессу. От нее пахло «Нивеей» и «Палмоливом», и она всегда кашляла. Поэтому никто не заметил, что ее кашель ухудшился, стал отрывистым и влажным. И никто не заметил салфеток с кровью, в которые бабушка Мэри кашляла, потому что она смывала их в унитаз.