Я сбил целый авиаполк - [9]

Погода ухудшается

И вот как раз когда мы начали вкладывать душу и сердце в эту новую, волнующую жизнь, ужасная снежная буря остановила все летные операции. Наш аэродром был временно парализован, и мы не могли совершенно ничего сделать. Снежная буря началась 2 декабря и продолжалась несколько дней, наши самолеты оказались прикованы к земле. Это дало нам возможность попытаться отыскать обломки наших первых жертв, чтобы осмотреть их оборонительное вооружение, броневую защиту, топливные баки и таким образом выявить уязвимые места, чтобы использовать в будущих боях. Несколько человек добрались до Кольёлы, что оказалось не слишком сложно, чтобы изучить сбитый мной СБ-2. Мы выяснили, что это была совершенно новая машина, шильдик завода в кабине позволил сделать вывод, что самолет был построен уже в этом году.

В фюзеляже самолета дырок оказалось больше, чем в дуршлаге. Мы насчитали 187 пробоин! Сначала мы решили, что это слишком много для одного бомбардировщика, но тщательный осмотр обломков показал, что фюзеляж был достаточно хорошо забронирован. Однако топливные баки в крыльях рядом с моторами были совершенно не защищены, и если бы я знал это, то стрелял бы именно по бакам. Я не сомневался, что в этом случае сбил бы бомбардировщик, израсходовав гораздо меньше патронов. Мы много узнали во время этой экспедиции и теперь хорошо знали ахиллесову пяту СБ-2.

Вернувшись в Кольёлу, мы, к счастью, встретили станционного смотрителя, который рассказал нам, что происходило после того, как я сбил бомбардировщик, а также о судьбе русского экипажа. Он состоял из майора и двух младших лейтенантов, которые быстро вытащили свои пистолеты, когда появились финские крестьяне, чтобы взять их в плен. Начался бой, в котором погибли двое русских. Третий член экипажа сам пустил себе пулю в голову. Я задумался, а что же могло произойти, если бы я поддался детскому желанию сесть рядом с бомбардировщиком и взять русских в плен!

Большинство разговоров в столовой крутилось вокруг нескольких боев, в которых мы участвовали до того, как началась буря, которая временно приостановила воздушную войну. Мы сравнивали наш опыт и вырабатывали тактику, которую следует испытать, когда возобновятся полеты. Мы теперь лучше представляли, с чем нам придется столкнуться, потому что умные люди сообщили, что русские сосредоточили против Финляндии около 800 бомбардировщиков. Чтобы противостоять этой армаде, мы могли собрать едва сотню исправных самолетов различных типов. В это число входили такие древности, как «Рипон» и «Бульдог», которые, с учетом их характеристик, были практически бесполезны. Туманные, унылые, снежные дни тянулись монотонной чередой, единственным утешением было то, что эта погода в равной степени мешала и полетам русских. По радиосообщениям и газетным статьям мы внимательно следили за героическим сопротивлением финской армии огромным силам русских. Она медленно отступала, но не более чем на один шаг. Из-за погоды мы были бессильны помочь своей стране.

18 декабря снег наконец перестал падать, и установились морозы. Низко в небе висели набрякшие снегом плотные тучи, а на земле лежал такой толстый снежный ковер, что нам пришлось сменить на самолетах колеса на лыжи. Незадолго до 11.00 береговая батарея в Сааренпяя возле крепости Койвисто сообщила, что в небе болтается русский самолет, который корректирует огонь кораблей. Мое звено было немедленно отправлено с приказом перехватить и уничтожить этот самолет, поэтому мы с Иллу Ютилайненом вылетели на задание.

Так как тучи шли очень низко, мы были вынуждены лететь на высоте около 100 метров, уже через 30 минут показался залив, и мы оказались над Сааренпяя. И никаких следов самолета-корректировщика. Мы тщательно осмотрели район, однако наш противник, вероятно, ускользнул в тучи. Мы летели над восточной частью острова, когда внезапно под брюхом моего «фоккера» прогремел взрыв. Я невольно вскрикнул, так как самолет едва не свалился на крыло, но тут же выпрямился! Иллу как ни в чем не бывало летел рядом. Я резко повернулся и посмотрел назад. Длинная тонкая струя топлива тащилась за моим «фоккером». Мой топливный бак был пробит огнем с земли.

Приказав Иллу продолжать поиски русских самолетов, я повернул назад, надеясь успеть долететь до аэродрома, прежде чем кончится топливо. К счастью, опасности пожара не было. Мне предстояло пролететь около 90 километров на малой высоте над местностью, совершенно не подходящей для вынужденной посадки. Вдобавок я понятия не имел, насколько быстро пустеет мой топливный бак. Я знал только, что мой D. XXI имеет неубирающееся шасси, а потому не самый подходящий самолет для вынужденной посадки, особенно в лесистой местности. Лишь немногие пилоты, совершившие подобную попытку, могли потом об этом рассказать.

Я летел по прямой с максимальной крейсерской скоростью, пытаясь одновременно и сократить потерю топлива через пробоину, и пролететь как можно больше. Я пролетел над маленькими хуторами Йоханнес, Саймио и Таммисуу, не отрывая взгляда от приборной доски. Я тщательно вслушивался в рокот мотора, дергаясь при каждом изменении тональности, несколько раз мое сердце замирало, когда мне казалось, что мотор встал. Прошли 13 минут, и я пролетел полпути. Я пересек железную дорогу Виипури – Антреа и находился чуть южнее станции Кавантсаари, когда случилось то, чего я боялся. Мотор «Меркюри» задергался, чихнул пару раз, умолк, но потом все-таки заработал. Топливо у меня почти закончилось. Мой «фоккер» медленно шел вниз, и у меня не оставалось иного выбора, кроме как спешно искать подходящее место для вынужденной посадки. К счастью, впереди уже не было леса, но местность все равно не выглядела подходящей. У меня не оставалось другого выхода, приходилось садиться на вспаханное поле, пересеченное дренажными канавами и окаймленное проводами электропередачи.