Я сам похороню своих мертвых - [34]

Инглиш, который тоже заметил соседа, задержался.

– Мистер Шерман? – окликнул он его.

Человек в коричневом костюме обернулся. У него были необыкновенные глаза, таких ни Леон, ни Инглиш никогда не встречали. Цвета амбры, с огромными зрачками и лишенные всякого выражения.

– Да, я Шерман, – ответил он слегка нараспев. – Вы хотите со мной поговорить? Ведь вы – Ник Инглиш, не так ли?

– Уходи, Эд, – сказал Инглиш детективу вполголоса. – До завтра.

Он подошел к Шерману.

– Я действительно хочу поговорить с вами. Не могли бы вы зайти ко мне на минуту?

– Если не возражаете, я предпочел бы, чтобы вы зашли ко мне, я жду звонка.

– Ну что ж, – согласился Инглиш.

Шерман отомкнул свой замок и вошел первым.

– Прошу, мистер Инглиш.

Инглиш оказался в элегантном холле, сплошь уставленном цветами. Повесив шляпу на вешалку, Шерман пригладил волосы цвета соломы и открыл дверь напротив. Он нажал на кнопку выключателя, и море света залило все вокруг.

Не так просто было удивить Инглиша, но при виде обстановки в этой комнате он остановился, не пытаясь скрыть своего восхищения. Ни ковер, ни дорожки не нарушали в этом просторном помещении блеска паркета, удачно гармонировавшего с черными бархатными шторами, закрывавшими окна. Белый диван и два таких же кресла просто терялись здесь. Возле окна стоял рояль. В свете двух высоких канделябров черного цвета, имитировавших гигантские свечи, терялось пламя, бушевавшее в камине. У стены, задрапированной черным бархатом, стояла копия скульптуры Микеланджело «Пиетта» в натуральную величину. Слабый запах воска, витавший в этом огромном зале, необычное освещение вдруг чем-то напомнили Инглишу могильный склеп.

Заметив, что Шерман наблюдает за ним, Инглиш взял себя в руки.

– Как человеку, близкому к театру, вам должно понравиться здесь, – сказал Шерман, направляясь к камину. – Во всяком случае, освещение оригинальное, не правда ли? Безусловно, большинство людей не захотело бы здесь жить, но я не большинство.

– Верно, – сухо проговорил Инглиш. – Эта скульптура замечательная.

– Превосходная копия, – усмехнулся Шерман, доставая из пакетика пластинку жевательной резинки. Инглиш отметил, что пакетик был похож на тот, что лежал у него в столе. – Вас интересует искусство, мистер Инглиш.

– Я очень люблю эту скульптуру, – сказал Инглиш, указывая на «Пиетту», – но не буду утверждать, что искусство меня слишком интересует. У меня никогда не было возможности заняться им всерьез. Однако не стану злоупотреблять вашим гостеприимством. Я хотел вас спросить, не были ли вы семнадцатого числа этого месяца в агентстве прессы на Седьмой улице, 136-Б?

Шерман, устремив лишенный выражения взгляд на Инглиша, барабанил пальцами по пакетику жевательной резинки.

– Мне кажется, что да. Я не уверен, что семнадцатого, но я был там на этой неделе. Это, вероятно, и было семнадцатое. Теперь, после того как вы спросили, я вспомнил. Любопытно, почему вы задали этот вопрос?

– У меня есть основание. Вы там были около десяти часов пятнадцати минут вечера?

– Весьма возможно. Что-то вроде того. Я не обратил внимания.

– В это время, – продолжал Инглиш, сверля глазами лицо Шермана, – мой брат покончил жизнь самоубийством. Он выстрелил себе в голову.

– Как это печально, – выразил соболезнование Шерман. – Я очень огорчен.

– Не слышали ли вы звука выстрела, когда были там?

– Ах, так вот это что! – воскликнул Шерман. – Я слышал что-то похожее, но подумал, что у какой-то машины лопнула шина.

– Где вы были в этот момент?

– Я поднимался по лестнице.

– Вы видели кого-нибудь на площадке седьмого этажа или выходящего из конторы моего брата?

– Значит, ваш брат имел контору на седьмом этаже? Там было детективное агентство и агентство печати, если не ошибаюсь. Где же находилось бюро вашего брата?

– Это он руководил частным сыском.

– Да? Интересно! Я не знал, что ваш брат – детектив, – проговорил Шерман, не скрывая неприязни.

– Вы видели кого-нибудь у конторы моего брата? – повторил Инглиш.

Шерман нахмурил брови.

– Ну что ж… Я действительно видел женщину перед его дверью. На ней был очень элегантный ансамбль из черного и белого. Я даже подумал, что для такого сорта женщины она очень хорошо одевается, что у нее есть вкус.

С непроницаемым лицом Инглиш уточнял:

– А какого сорта эта женщина, мистер Шерман?

Шерман улыбнулся.

– Немного легкомысленная, по-моему. Женщина, у которой не может быть особых интересов. Многие мои друзья, менее искушенные, сказали бы, что она «легко поддающаяся».

Взгляд Инглиша оставался холодным и твердым.

– Она находилась в коридоре, когда вы выходили из лифта?

– Совершенно верно. Она шла к лестнице.

– Вы больше ничего не видели?

– Нет.

– Сколько времени, по-вашему, прошло с того момента, когда вы услышали выстрел и увидели девушку?

– Секунд пять.

– Ну что ж, я вам весьма благодарен, мистер Шерман, – сказал он, отлично понимая, куда тот клонит. – Я не хочу больше отнимать у вас время. Я узнал все, что хотел.

– Я рад. Ваш брат в самом деле покончил с собой?

– Мне кажется, что я вам уже сказал это.

– Да, конечно, но детективы живут очень опасной жизнью, если верить полицейским романам. Ваш брат, может быть, узнал об этой женщине что-нибудь крайне важное, и она была вынуждена заставить его замолчать. Ведь могло быть и так, верно?