Я — русский еврей - [67]

Ты бы посмотрел на эту Клаву! Вылитая купчиха с полотна Кустодиева: улыбчивое лицо в веснушках, курносый нос, глаза цвета весеннего неба и льняные волосы, убранные в косу вокруг головы. Ходит плавно в широких платьях, скрывая полноту, а на плечах павловопосадский платок с чайными розами.

— Ну и что? — перебил меня приятель. — Ты хочешь сказать, что русский человек оборотист, наделен смекалкой, талантом? Это известно давно…

— Ты дальше послушай. Клава по-русски давно не читает. Только по-немецки. Говорит по-немецки быстро и правильно, но с ужасным акцентом, безо всяких «умляутов». А Эрни, этот немецкий доктор, говорит по-немецки хорошо, но жить без русской литературы не может. Кажется, что душа его еще у нас, в Москве. Выписывает из Берлина «Новый мир», русские книжки и газеты. Его телевизор принимает тридцать русских каналов, включая русские передачи из бывших республик.

А в девяносто втором году, когда его клиника и он сам стали известны, наше посольство в Германии прислало ему приглашение приехать в Москву, помочь России организовать медицинское страхование. Приглашение подписал Ельцин. Эрни отправился в Москву один. Клаву задержали дела. Приняли его с почетом, разместили в президентском отеле на Большой Якиманке. Эрни выступал с докладами в правительстве, в министерствах. По вечерам к нему в отель приходил госсекретарь Бурбулис с бутылкой армянского коньяка, уговаривал остаться работать в России. Эрни колебался. Работать в России было заманчиво, но после всего пережитого страшновато. Как-то он спросил Бурбулиса, смогут ли ему платить хоть половину того, что он получает в Германии.

— А сколько ты получаешь? — спросил госсекретарь.

Эрни ответил. Бурбулис, закусивший коньяк лимоном, поперхнулся.

Новый девяносто третий год Эрни встретил в Кремле. За столом его посадили в центре. Напротив сидел Ельцин. По обе стороны от Ельцина — Хасбулатов и Бурбулис. Бурбулис что-то шепнул Ельцину, и тогда президент России протянул к Эрни рюмку и предложил тост за будущего организатора российского здравоохранения. И Эрни решил остаться.

Он не привык опохмеляться. Утром, обвязав голову полотенцем, звонил Клаве в Констанц.

— Немедленно бери билет и вылетай домой, — сказала Клава.

Так и сказала — «домой». Старый дом на берегу Рейна стал родным домом для правнучки русского крепостного. Другого дома у нее не было.

И Эрни вернулся…

А разговор с приятелем о «голосе крови» мы не закончили. То ли он куда-то спешил, то ли мне было некогда — не помню.

Наш разговор я вспомнил год спустя, когда приехал в Висбаден. В этом немецком городе живет моя старая знакомая, графиня Клотильда фон Меренберг, праправнучка Пушкина, правнучка нашего царя Александра Второго и правнучка герцога Нассау. Только случайно ее дед, граф Георг, внук Пушкина, не стал герцогом Люксембургским. Об этой удивительной родословной я когда-то написал в рассказе «Графиня из Висбадена». С тех пор графиня Клотильда, потомок русских царей и люксембургских герцогов, стала неплохо говорить по-русски.

Клотильда пригласила нас с женой в оперный театр. В театре все раскланивались с нами: графиню знал весь город. А старики помнили еще ее бабушку, светлейшую княгиню Олыу Юрьевскую, дочь царя Александра. Давали отрывки из балетов. Отрывки из «Щелкунчика» сменялись испанским болеро и итальянской кампанеллой. И вдруг, когда настало время «казачка» и темпераментной «цыганочки», графиня Клотильда не выдержала и закричала на весь зал:

— А ну, давай! Ходи шире!

В перерыве я спросил ее:

— Что, взыграло ретивое?

Клотильда не ответила и спросила:

— А как правильно, ходи шире или шибше?

— Правильно — шибче.

И я вспомнил спор о голосе крови, который мы с приятелем так и не закончили.

Голос крови… Я думаю, что здесь ничего нет загадочного. Только это не родство по крови. Это память о родителях, друзьях детства, улице, протянувшейся от Садовой до Арбата. Конечно, у каждого своя улица, своя память и традиции свои, но они не разъединяют людей, а объединяют. Они ведут к миру, а не пролитию крови. Лучше всего об этом сказал мой друг поэт Александр Городницкий в стихотворении «Родство по слову»:

Неторопливо истина простая

В реке времен нащупывает брод:

Родство по крови образует стаю,

Родство по слову — создает народ.

Не для того ли, смертных поражая

Непостижимой мудростью своей,

Бог Моисею передал скрижали,

Людей отъединяя от зверей?

А стае не нужны законы Бога,

Она живет заветам вопреки.

Здесь ценятся в сознании убогом

Лишь цепкий нюх да острые клыки.

Своим происхождением, не скрою,

Горжусь и я, родителей любя,

Но если слово разойдется с кровью,

Я слово выбираю для себя.

И не отыщешь выхода иного,

Какие возраженья ни готовь —

Родство по слову порождает слово,

Родство по крови порождает кровь.

* * *

Итак, Кирилл привез нас в гостиницу, а на следующий день я выступил перед еврейскими студентами молодежной организации «Гилель». В зале сидело около двухсот человек. И часа полтора я рассказывал им о многом, о чем написал в этой книге. И никогда еще я не слышал такой тишины — ни на моих лекциях по физике, ни на моих докладах в Пушкинском музее. После аплодисментов столько же времени, что и выступление, заняли вопросы. А главное, я понял, что напишу новую книгу и отвечу не только на вопросы молодых людей, но и на собственные, мучившие меня всю мою долгую жизнь.