Я Распутинъ. Книга 2 - [3]

Боцман отправился в турне по отделениям иоаннитов (девять городов!) налаживать создание и продажи игр в провинциях. Брат Савинкова трудился уже над эскизами к английской, немецкой и французскими версиями. Художника я уже конкретно так прикормил заказами – он перестал дичиться, заходил поболтать в общинный дом, похоже, подбивал клинья к моей эсерке. Но пока безуспешно.

Командировка боцмана затянула оформление соседнего дома под школу. Деньги на сделку уже собрали, но зданию требовался косметический ремонт и все встало. Что не встало – так это бесконечные ссоры Лохтиной и Елены Александровны. Атмосфера в общине стала так себе, надо было что-то срочно делать. Я уже хотел «сослать» эсерку в трудовую колонию – благо там требовался учитель русского и литературы, но воспитанники пока были слишком дикими, не отошли от улицы и вначале их надо было слегка привести в чувство муштрой. Чем и занимались «дядьки» из отставников, привлеченные капитаном.

Стоило мне подняться наверх, как я услышал новую ссору.

– Ко мне в кабинет! – рявкнул я на собачащихся женщин.

Раскрасневшиеся женщины вошли внутрь, с гневом уставились друг на друга.

– Читайте!

Я достал из ящика стола два листа бумаги, раздал.

– Женский вопрос??

Первая очнулась Елена. Лохтина тоже пробежала название глазами, зачитала вслух:

– Святые учат: Боговоплощение было бы также невозможно без материнского подвига Богородицы, без ее свободного человеческого согласия. Как оно невозможно без творческой воли Бога. То есть Богу важна свободная воля женщины, Христос воспринимает женщину как личность и требует от верующих…

– Отче, это вы написали?! – Елена потрясла листком.

– Начало Булгакова – слегка покраснел я – Для сугрева публики. А далее також он печатал, но мысли мои.

– Первое. Дать всем женщинам в империи право голоса. Поначалу на местных выборах, а если опыт удастся, то и всероссийских – Лохтина вернулась к документу – Второе. Право избираться в Думу. Хм… Смело. Третье. Принять законы, улучшающее женское состояние в обществе. О разводах, о выплатах на содержание детей, об образовании, о вредных фабриках.

– Четвертое. Запретить проституцию, закрыть публичные дома.

В кабинете повисло молчание, обе женщины разглядывали меня как диковинку.

– Разврат запрещен по вере нашей. Как там сказано в Притчах? – пожал плечами я – «Блудница – глубокая пропасть».

Получилось двусмысленно. Одновременные отношения с Лохтиной и эсеркой именно что под разврат и попадали. Мои «пропасти» возмущенно переглянулись.

– Или вы миритесь и работаете над общим делом – я срочно решил поменять тему – Или вон из общины.

– Что значит общее дело?

– Партии «небесников» потребна женская фракция. Вон гляньте на вторую Думу. Одни мужики! А Рассея – она женщина!

На эту сентенцию и Лохтина и Елена согласно кивнули, вновь посмотрели друг на друга. Уже без гнева, оценивающе так.

– Скажу Перцову устроить встречу с репортерами.

Женский вопрос – это бомба. После того, как она взорвется и Лохтиной и эсерке будет не до бабских разборок. Успевай отбиваться и агитировать.

– Нас заклеймят сумасшедшими суфражистками – покачала головой Елена.

– Пущай клеймят – махнул рукой я – Как сказал один восточный мудрец. Сначала они тебя не замечают, потом смеются над тобой, затем борются с тобой. А потом ты побеждаешь. В вашу победу я верю. Вона скока в вас сил!

Эх…Зря я это озвучил.

– Аборты – тихо произнесла Лохтина.

– Да, надо включить в программу – согласилась Елена.

Вот так и живем. Ты им палец даешь – они руку откусывают.

– Да вы с ума сошли?! Детоубийство?? – я пригляделся к женщинам. Не беременны ли? Под ложечкой неприятно засосало – Обчество такое не поймет! Давайте начнем с простого.

Честно сказать, я сильно сомневался, что общество поймет и право голоса для женщин. А уж тем более право быть избранной. Но тут всегда можно было сдать позиции – «вы нам вот это, а мы отказываемся от этого».

Вон, даже в продвинутой Англии женщины смогли избраться в парламент только в 19-м году. Знаменитая леди Астор. Та, что сказала Черчиллю, что если бы он был ее мужем, то она бы сыпанула яд ему в кофе. На что тот ответил, что если бы она была его женой – он это кофе выпил. Мощная баба.

– Никаких вытравливаний плода! – припечатал я – Грех это! Токмо то, что в бумаге писано. Идите учите!

* * *

После разговора с любовницами, чувствовал будто вагон со шпалами разгрузил. Но увы, подвезли новый. Курьер принес газеты. В том числе европейские.

Я открыл Таймс и понял – меня заметили. «Игроки» открыли сезон охоты. Может не Рокфеллеры с Ротшильдами, помельче киты, но кто-то явно заинтересовался и даже потратился.

На второй странице была статья, посвященная «новому фавориту Романовых». В ней вспомнили все. И припадочного Митьку, которого ко двору привез Елпидифор Кананыкин – псаломщик церкви села Гоева. Тот обещал Аликс и Ники наследника, но рождались все время дочки. Припадочного убрали. И Филиппа Низье с его пророчествами. Ни одно из которых тоже не сбылось. Репортер шел от одного «блаженного» к другому, описывая историю мошенников при царской семье. Венчала статью моя фигура – дутый старец, конокрад из под Тобольска (пришлось объяснять английским читателям где это), начал карьеру с обработки экзальтированных барышень, которых «водил в баню». Тут очень кстати, пришлась история миллионерши Башмаковой, которую «лечил» Гришка и которая собственно, первая открыла Распутина миру.