Я раб у собственной свободы… - [15]

не дует в свой рожок,

и будут у дружка

за это два рожка.

* * *

Я евреям не даю,

я в ладу с эпохою,

я их сразу узнаю —

по носу и по хую.

* * *

Ты, подружка дорогая,

зря такая робкая;

лично я, хотя худая,

но ужасно ебкая.

* * *

Трепещет юной девы сердце

над платьев красочными кучами:

во что одеться, чтоб раздеться

как можно счастливей при случае?

* * *

Вот женщину я обнимаю,

она ко мне льнет, пламенея,

а Ева, я вдруг понимаю,

и яблоко съела, и змея.

* * *

Мы дарим женщине цветы,

звезду с небес, круженье бала,

и переходим с ней на «ты»,

а после дарим очень мало.

* * *

В мужчине ум – решающая ценность

и сила – чтоб играла и кипела,

а в женщине пленяет нас душевность

и многие другие части тела.

* * *

Мои позавчерашние подруги

имеют уже взрослых дочерей

и славятся в безнравственной округе

воинственной моральностью своей.

* * *

Быть бабой – трудная задача,

держись графиней и не хнычь;

чужой мужик – что пух цыплячий,

а свой привычный – что кирпич.

* * *

Будь опаслив! Извечно готово

люто сплетничать женское племя,

ибо в женщине всякое слово

прорастает не хуже, чем семя.

* * *

Есть бабы, очень строгие в девицах,

умевшие дерзить и отвечать,

и при совокуплении на лицах

лежит у них свирепости печать.

* * *

Плевать нам на украденные вещи,

пускай их даже сдернут прямо с тела,

бандиты омерзительны для женщин

за то, что раздевают их без дела.

* * *

Одна из тайн той женской прелести,

что не видна для них самих, —

в неясном, смутном, слитном шелесте

тепла, клубящегося в них.

* * *

Чем сладкозвучнее напевы

и чем банальнее они,

тем легче трепетные девы

скидают платьица на пни.

* * *

Есть дамы: каменны, как мрамор,

и холодны, как зеркала,

но чуть смягчившись, эти дамы

в дальнейшем липнут, как смола.

* * *

У целомудренных особ

путем таинственных течений

прокисший зря любовный сок

идет в кефир нравоучений.

* * *

Такие роскошные бюсты бывают

(я видывал это, на слово поверьте),

что вдруг их некстати, но так вспоминают,

что печень болит у подкравшейся смерти.

* * *

У женщин дух и тело слитны;

они способны к чудесам,

когда, как руки для молитвы,

подъемлют ноги к небесам.

* * *

Все нежней и сладостней мужчины,

женщины все тверже и железней;

скоро в мужиках не без причины

женские объявятся болезни.

* * *

Над мужским смеется простодушьем

трепетная живость нежных линий,

от романа делаясь воздушней,

от новеллы делаясь невинней.

* * *

Ах, ветер времени зловещий,

причина множества кручин!

Ты изменяешь форму женщин

и содержание мужчин.

* * *

Есть бабы – я боюсь их как проклятья —

такая ни за что с тобой не ляжет,

покуда, теребя застежки платья,

вчерашнее кино не перескажет.

* * *

Всегда мне было интересно,

как поразительно греховно

духовность женщины – телесна,

а тело – дьявольски духовно.

* * *

Блестя глазами сокровенно,

стыдясь вульгарности подруг,

девица ждет любви смиренно,

как муху робко ждет паук.

* * *

Бабы одеваются сейчас,

помня, что слыхали от подружек:

цель наряда женщины – показ,

что и без него она не хуже.

* * *

Процесс эмансипации не сложен

и мною наблюдался много раз:

везде, где быть мужчиной мы не можем,

подруги ускользают из-под нас.

* * *

На женщин сквозь покровы их нарядов

мы смотрим, как на свет из темноты;

увяли бы цветы от наших взглядов,

а бабы – расцветают, как цветы.

* * *

Бросьте, девки, приставать —

дескать, хватит всем давать:

как я буду не давать,

если всюду есть кровать?

* * *

Умерь обильные корма,

возделывай свой сад,

и будет стройная корма,

и собранный фасад.

* * *

Не тоскуй, старушка Песя,

о капризах непогоды,

лучше лейся, словно песня,

сквозь оставшиеся годы.

* * *

Боже, Боже, до чего же

стал миленок инвалид:

сам топтать меня не может,

а соседу – не велит.

* * *

Была тихоней тетя Хая

и только с Хаимом по ночам

такая делалась лихая,

что Хаим то хрюкал, то мычал.

* * *

О чем ты, Божия раба,

бормочешь стонами своими?

Душа строга, а плоть слаба —

верчусь и маюсь между ними.

* * *

Суров к подругам возраста мороз,

выстуживают нежность ветры дней,

слетают лепестки с увядших роз,

и сделались шипы на них видней.

* * *

Мы шли до края и за край

и в риске, и в чаду.

И все, с кем мы знавали рай,

нам встретятся в аду.

Не стесняйся, пьяница, носа своего, он ведь с нашим знаменем цвета одного

* * *

Живя в загадочной отчизне,

из ночи в день десятки лет

мы пьем за русский образ жизни,

где образ есть, а жизни нет.

* * *

Родившись в сумрачное время,

гляжу вперед не дальше дня;

живу беспечно, как в гареме,

где завтра выебут меня.

* * *

Когда поднимается рюмка,

любая печаль и напасть

спадает быстрее, чем юбка

с девицы, спешащей упасть.

* * *

Какая к черту простокваша,

когда живем всего лишь раз,

и небосвод – пустая чаша

всего испитого до нас.

* * *

Напрасно врач бранит бутыль,

в ней нет ни пагубы, ни скверны,

а есть и крылья, и костыль,

и собутыльник самый верный.

* * *

Понять без главного нельзя

твоей сплоченности, Россия:

своя у каждого стезя,

одна у всех анестезия.

* * *

Налей нам, друг! Уже готовы

стаканы, снедь, бутыль с прохладцей,

и наши будущие вдовы

охотно с нами веселятся.

* * *

Не мучась совестью нисколько,

живу года в хмельном приятстве;

Господь всеведущ не настолько,

чтобы страдать о нашем блядстве.

* * *

Не тяжелы ни будней пытки,

ни суета окрестной сволочи,

пока на свете есть напитки

и сладострастье книжной горечи.

* * *

Как мы гуляем наповал!