Я прошу тебя возвратиться - [3]

Шрифт
Интервал

- Почему именно мне?

- А почему не вам? Бы любите белок, любите животных, значит, вы хороший человек.

- Хорош человек, пока не имеешь с ним дела, - сказал я.

- А, - протянула она и наклонилась, чтобы поднять с земли желтый лист. - Боитесь разочарований. - В ее голосе звучало какое-то искусственное сочувствие. - А как насчет риска? - Она протянула листок белке, которая снова высунула мордочку из кустов. - Прыгай сюда, рыжая, давай познакомимся, меня зовут Анной. - И, не поворачиваясь ко мне, по-деловому спросила: - Так когда же мы идем?

- Куда? - Я начал было тоже ей подыгрывать.

- Ну, это мне неведомо, в музей, в ресторан, на танцы, в театр.

- Да я, знаете, как-то не планировал.

- Секунду. - Она выпрямилась и, помолчав, уже обращаясь к белке, которая шебуршилась в листве, заговорила: - Видишь, Машка, тут все планируется. Любовь. Смертность. Знакомство тоже.

Я, признаюсь, опешил, но тут же нашелся:

- Культпоходы тоже планируются.

Что еще я мог придумать? Ведь сейчас встанет и уйдет. И все. Встречи в большом городе не повторяются.

А мне уже не хотелось, чтобы она уходила. Где ее потом искать? Я растерянно поднес к губам свою сигарету горящим концом.

- Очень мило, - усмехнулась она. - Когда же мы идем?

Теперь деваться было некуда, и, прикрывая пальцами обожженную губу, я пустился было в размышления:

- Сегодня я не могу. Завтра, - я вспомнил, что должен быть в "академке", в библиотеке нужно покопаться, - тоже вряд ли смогу...

- Уж завтра-то вы сможете, - остановила меня девушка, - потому что я не смогу послезавтра.

Глаза в глаза. Но тут же она не выдерживает и, откинувшись на спинку лавочки, долго смотрит вверх.

И словно замирает: так недвижны ее руки, плечи. "Что же сейчас произошло?" - спрашивает она себя. По мне кажется, она знает ответ, только пе хочет, а скорее боптся произнести его вслух. И еще показалось: ведя разговор о театре, в мыслях она постоянно куда-то уходит, словно что-то важное навязчиво проследует ее, отрывает от самой себя.

- Между прочим, меня зовут Анной, - она снова начала первой. - Если вы когда-нибудь на меня разозл1ттесь, попробуйте мое имя произнести с тремя "н". Полегчает мгновенно..

Итак, мы пошли в театр. Кстати, в оперетту. Мама рассказывала, ты любил оперетту. Шла "Сильва". Артисты играли не бог весть как, но все смеялись, кроме меня.

все аплодировали, кроме меня. Я же был занят своей загадочной девушкой. Когда мы вышли из театра, она сама взяла меня под руку.

- О чем вы размышляете?

- Сказать?

- Да.

- Честно?

- А я не знаю, что такое нечестно, - с обидой произнесла девушка.

Я остановился:

- Хочу вас поцеловать.

В этот момент мы уже были на Бессарабке, возле подземного перехода. Тут, облокотившись на парапет - это я только теперь заметил, - какие-то лоботрясы под ноги прохожим бросали монеты. Прохожие, поднимаясь пo ступенькам, начинали растерянно искать глазами вокруг. О, как это забавляло веселую компанию. Гогот взрывался над улицей.

- Поцеловать? - Анна лукаво улыбнулась. - Не тот район, товарищ майор, - и, приподняв ладошку, сказала: - Пока.

- Постойте, - не отпускал я девушку.

- Вы уйдете, побродите по воздуху, развеетесь, а я должна всю тяжесть поцелуя нести с собой? Вы, майор медицинской службы, за поверхностный, тревожный сон пациенток? - говорила она, пронизывая меня темными зрачками, а в голосе слышалась все та же уже знакомая мне игра.

- Анна...

- Да, да, Анна. Попробуйте мое имя произнести с тремя "н".

Пробую. Ни черта не получается. Требует невозможного.

Двое идут по Крещатику. Одному из них хочется, чтобы эта улица никогда не кончалась... Когда-то, сразу после войны, здесь была сплошная груда кирпича и щебня. Между прочим, эпизоды фильма "Подвиг разведчика" снимали вот здесь, за центральным универмагом: операторам не требовалось создавать искусственный пейзаж развалин. И выбрали Крещатик. Теперь не верится, что так когда-то было, особенно когда проходишь мимо "Стереокино", где резвится детвора, кинотеатра "Дружба", здания, несущего в глубину вечернего неба свои высотные огни, горсовета, перед которым, как на Красной площади, стоят в карауле голубые ели. Дальше, вся из стекла и воздуха, гостиница "Днепр". Нет, не такой уж и короткий Крещатик! Только для меня он заканчивается быстро: мы сворачиваем в пассаж.

- Вот мой подъезд.

- Можно я вам буду звонить? - попросил я.

- Можно, но куда? - Анна вскидывает руки к небу. - Лучше давайте вы свой телефон. Правда, я не совсем улавливаю, почему мне надлежит выполнять обязанности мужчины. Впрочем, все ясно: попалась.

Чувствую, как тепло побежало по всему телу.

- Так, - с нарочитой серьезностью произносит девушка, - Завтра я позвоню вам из Иркутска. А потом из Уфы. А потом из самой столицы.

Я гляжу на Анну глупыми глазами. Она открыто дурачится, а я ничего не могу с собой сделать.

- Этого следовало ожидать, - слышится мне твой голос, когда я одиноко бреду по Крещатику. - Кто она, чем занимается? Ты совсем не знаешь ее, а лезешь с поцелуем.

Постой, отец. А если узнаю, разве мне не захочется ее поцеловать?

- Лезешь с поцелуем, едва узнав ее имя.


Еще от автора Анатолий Краснопольский
Четыре тысячи историй

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Гойя

Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.


Петербургский текст Гоголя

Монография известного российского литературоведа посвящена петербургскому периоду в творчестве великого писателя, когда тот создавал циклы «Вечера на хуторе близ Диканьки», «Арабески», «Миргород», комедию «Ревизор»… Автор видит истоки «петербургского текста» во взглядах молодого провинциала через увеличительное стекло столицы на историю родной Малороссии – древнейшей, «материнской» части русской земли, чье прошлое легло в основание славянской Империи. Вот почему картины и проблемы прошедшего Гоголь в своих произведениях соединил с изображением и насущными проблемами столичного «сегодня», сочетавшего старое и новое, европейское и азиатское, «высокие» науки, искусство и культуру с «низовыми» народными взглядами и лубком, вертепом, просторечием; красоту, роскошь дворцов и убожество окраин, величие государства – с мирками «маленьких людей»… Эти явные антитезы требовали осмысления и объяснения от литературы того времени.


Довженко

Данная книга повествует о кинорежиссере, писателе и сценаристе А. П. Довженко.


Евграф Федоров

Имя гениального русского ученого-кристаллографа, геометра, минералога, петрографа Евграфа Степановича Федорова (1853–1919) пользуется всемирным признанием. Академик В. И. Вернадский ставил Е. С. Федорова в один ряд с Д. И. Менделеевым и И. П. Павловым. Перед вами биография этого замечательного ученого.


Князь Шаховской: Путь русского либерала

Имя князя Дмитрия Ивановича Шаховского (1861–1939) было широко известно в общественных кругах России рубежа XIX–XX веков. Потомок Рюриковичей, сын боевого гвардейского генерала, внук декабриста, он являлся видным деятелем земского самоуправления, одним из создателей и лидером кадетской партии, депутатом и секретарем Первой Государственной думы, министром Временного правительства, а в годы гражданской войны — активным участником борьбы с большевиками. Д. И. Шаховской — духовный вдохновитель Братства «Приютино», в которое входили замечательные представители русской либеральной интеллигенции — В. И. Вернадский, Ф.


Постышев

Из яркой плеяды рабочих-революционеров, руководителей ивановского большевистского подполья, вышло немало выдающихся деятелей Коммунистической партии и Советского государства. Среди них выделяется талантливый организатор масс, партийный пропагандист и публицист Павел Петрович Постышев. Жизненному пути и партийной деятельности его посвящена эта книга. Материал для нее щедро представила сама жизнь. Я наблюдал деятельность П. П. Постышева в Харькове и Киеве, имел возможность беседовать с ним. Личные наблюдения, мои записи прошлых лет, воспоминания современников, а также документы архивов Харькова, Киева, Иванова, Хабаровска, Иркутска воссоздавали облик человека неиссякаемой энергии, стойкого ленинца, призвание которого нести радость людям. Для передачи событий и настроений периода первых двух пятилеток я избрал форму дневника современника.