Я прошу тебя возвратиться - [17]

И вдруг однажды этот летящий, этот поющий ветром странствий мир замер, застыл, окаменел. Лихорадочно бьется мысль: "Неужели это все? Нет, нет! Ведь голова соображает, - так сказал мне Иван Васильевич, - только вот ноги как ватные, - как было у Вани Федорова, - полечить бы их, и все тогда!.." Наивная надежда.

Врачи уже обещают что-то невразумительное, медсестры молча лечат пролежни, тело тлеет, а под окнами палат все реже слышатся близкие и теперь такие далекие голоса жен... Летящий мир не возвращается, а все дальше и дальше уносит звуки жизни. И вы предлагаете Пронникова сбыть в этот санаторий, на вечное поселение? Иван Васильевич сперва встретил меня в штыки. А потом снова поверил в чудо.

- Нет чуда! Есть осколки, травмирующие мозг и угрожающие хирургу. И не придумано еще такое мумиё, которое спасает от взаимной опасности врача и больного.

- Но кто-то же должен когда-то решиться, Павел Федотовнч!

Полковник перебивает меня:

- Ты решай!.. Если уверен, что отойдешь от стола...

- Я?

Это была ловушка. Он прекрасно понимал, что, кроме него, рисковать некому. И когда я вышел из корпуса и брел тихими госпитальными аллеями, меня навязчиво преследовала мысль: неужели эта неделя, которую лежит у нас Иван Васильевич Пронников, это дообследование, навязанное мной, ничего не дали? И операция не откладывается, ее просто не будет.

А тут еще Женя пропал. Правда, уже конец рабочего дня, может, побежал в роддом к жене: она вот-вот должна разродиться первенцем. На всякий случай заглядываю в анестезиологическое отделение. И слышу твой голос:

- Живете, как боги. В мои времена анестезия была ошеломляющим открытием. А теперь даже отделение такое?

Да, отец, представь себе. Анестезиологи - это как техники в Аэрофлоте. Без них нет взлета, нет мягкой посадки. Каждый винтик ими прощупывается и обследуется, прежде чем летчик поведет воздушный лайнер в далекий рейс.

Иду мимо палат. Слышу знакомый говорок:

- Доброе у вас сердце, просто нервы...

Это Женя кого-то подбадривает.

- Женя! - кричу шепотом.

Обернулся, ласково улыбнулся, приподняв черныечерные брови.

- Женечка. - Мы усаживаемся в просторном холле, разделяющем наши нейрохирургическое и анестезиологическое - отделения. - Продолжим наш разговор.

Значит, профессор Гребенюк - начальник кафедры Военно-медицинской академии...

- Это я знаю.

- И знаешь, что он занимается проблемой разорванного и нарушенного спинного мозга?

- И это знаю.

- Ну, у тебя, доктор Ангел, не зря божественная фамилия! Значит, завтра, в пятшщу, ты летишь к нему в Ленинград.

- Нет, в Ленинград я не полечу.

- Женя, ты успеешь, твоя жена по крайней мере через неделю...

- Тебе мало выговора? Так Якубчик добавки даст.

- Женя, ты ведь не с пустыми руками летишь. Вот тебе чертежи нашего ретрактора. Держи. Вот свежие снимки Пронникова.

- Нет, в Питер я не полечу, друже.

- Ангел!

- Не просто Ангел. А служащий Советской Армии. - Женя берет гвоздику из моей пепельницы, жует стебелек. - Вам, офицерам, что? Подошло время - дают новую звезду, а мне одни переживания.

Швыряю на подоконник снимки:

- Пусть Якубчик, ему удобно сохранять порядок из тех вещей, которые уже есть, новые предметы в старых умах не могут укладываться. И ты туда же. А, черт с вами со всеми.

Женя вскрикивает:

- Будто ты ничего не знаешь. Говорил я тебе сразу, твоя Ганпа с запятой... она и есть с запятой... Она батьку забирает из госпиталя.

- Ивана Васильевича? Ты ничего не путаешь, Женя?

- Это твоя Ганна все твои карты спутала.

Развязываю тесемки на халате. Скачу по ступенькам вниз. Надеваю шинель. Бегу. Скорей в город, к Анне.

И в этот момент:

- Здравствуйте, злой человек. - Анна встретила меня у приемного покоя.

Я поймал ее шершавую руку:

- Зачем вы сегодня здесь?

- Секунду. - Девушка проворно высвободила ладонь, сняла с плеча свою модерновую сумку.

- Анна - обрываю ее осекшимся голосом. - Ьеичас модно лечить нервы. И чтобы своими сомнениями вас пе тревожил Павел Федотович Якубчик, я упрячу вас в психиатричку. На целый месяц. Да, да!

- Какой вероломный человек. - Она щелкнула замком сумки, достала "Театральную" конфету. - Возьмите, это как долгоиграющая пластинка. Жуйте, доктор. Это лучше, чем считать до одиннадцати, чтобы, не горячась, принять единственно правильное решение. - И я покорно грызу. Анна положила ладонь на ворот моей шинели, поцарапала ноготком эмблему на петлице. Какая красивая змейка. - Анна еще барахталась в своем оесконечном море иронии, но барахталась уже из последних сил. Слышался ее все слабеющий шепот: - Раньше я не подозревала, насколько все это сложно... я не в состоянии рисковать сразу двумя - папой и вами.

- Если кто и рискует, так это я. - Но, глядя на нее, растерявшуюся, подумал: это работа Якубчика - "проблема не будет решена в ближайшую эпоху"... Так он повторял не раз еще там, в отдаленном гарнизоне. Ух эти якубчики! Но Анне я говорю:

- Павел Федотович - мастер что надо. Но бывает такой период у человека, когда его нужно подтолкнуть, расшевелить, понимаете? Женя Ангел летит в Ленинград с описанием будущей операции. Я уверен: будет "добро"