Я проклинаю реку времени - [56]

наступит момент, которого ты всегда боялся, и ты внезапно осознаешь, что все возможности стать тем, кем ты хотел быть, исчезли, их больше нет, и все будут помнить, только каким ты был. И это будет как медленное затягивание удавки у тебя на шее, а вовсе не дверь, которую распахнут перед тобой, и оттуда хлынет свет, и женщина или мужчина, которых ты всегда знал и всегда ими дорожил, может быть, всегда любил, появятся в дверях и тихо помашут тебе: заходи, здесь, за дверями, теплый и благой отдых во веки вечные.

— Пойдем наверх? — спросил я.

— Я еще постою здесь, — сказала она. — Ты иди, я догоню.

— Ты уверена? — спросил я.

— Конечно, я уверена, — ответила она, но мне казалось неправильным бросить ее сейчас, поэтому я стоял, и она сказала:

— Так, ну-ка иди.

И мне пришлось уйти. Я повернулся спиной к ветру и пошел по тропинке прочь, в сторону причала и гостиницы. Отойдя, я обернулся и увидел, что она стоит лицом к городу за проливом. Тогда я сошел с тропинки и свернул налево за дюны, которых дюнами никто бы не назвал, но я привык так говорить. Я называл их дюнами, когда был маленьким. На самом деле это были большие вытянутые кучи песка вперемежку с водорослями, которые скрепляли их в сложную конструкцию, зато позади самой большой кучи можно было укрыться от ветра, здесь он не свистел и не пронизывал насквозь, как на пляже, и здесь казалось не так холодно. Я осторожно коснулся руками ушей и потер их.

Я притулился спиной к песчаной насыпи. Уткнулся носом в бушлат и спрятал руки в рукава как мог глубже, сложил их крестом на груди и пригнулся к коленям.

Выждав время, я перекатился на живот, потом, упираясь в песок локтями и коленями, дополз до края кучи и выглянул. Мама стояла спиной ко мне. Ветер усилился и гнал белые барашки пены от одной волны к другой. Это было стильно. Я откатился назад и снова сел. Я смотрел вниз, в песок. Ничего особенно интересного. Мне тридцать семь лет, думал я. Стена пала.

А я сижу вот тут.

Подождал так еще примерно четверть часа, повторил маневр и снова выглянул из-за дюны. Мама стояла на коленях. Смотрелось это очень странно.

Я пролежал так несколько минут, ожидая, что она встанет, но не дождался. Ужом скользнул обратно, уперся спиной в кучу песка, закрыл глаза и попробовал сосредоточиться. Я нащупал что-то очень важное, исключительное и хотел его ухватить, но, сколько ни старался, ни закрывал глаза, не мог понять, что это такое. Я выдрал несколько сухих стеблей из пука водорослей, сунул их в рот и стал жевать. Они были жесткие и резали язык. Я надергал еще, полный почти кулак, сунул в рот и старательно жевал их в ожидании, что мама встанет с колен и придет.