Я прихожу после смерти. История профессионального уборщика мест преступлений - [37]

, поющего свою «Sweet Child O’ Mine». И я не могу оттирать чью-то кровь и не задаваться вопросом, кому эта кровь принадлежала. Разумеется, это не означает, что мне непременно нужно узнать все о личной жизни этого человека, просто я не могу игнорировать этот момент, не могу от него абстрагироваться. Ведь иначе мне придется размышлять над этими вопросами дома, после работы. Поэтому я предпочитаю сразу во всем разобраться и хоть как-то ознакомиться с историей жизни, которую я буквально стираю с лица земли. Как ни парадоксально это звучит, но для меня это лучший способ отделить свою работу от личной жизни. Я отдаю себе отчет в том, что нахожусь в доме не только в качестве спецуборщика, но и как человек. Я уверен, что родственники чувствуют это. При повторной встрече многие из них, те, что раньше казались отстраненными и холодными, встречают меня совершенно иначе. Они показывают мне фото из прошлого, рассказывают истории об умершем человеке или звонят мне после визита к нотариусу или если им просто нужно с кем-то поговорить.

После смерти любимого человека его всегда будет не хватать. Люди умирают по-настоящему лишь тогда, когда о них больше никто не вспоминает. Иногда я могу принести родственнику погибшего удостоверение члена гандбольного клуба, найденное во время уборки, чтобы тот начал вспоминать: «Гандбол был его жизнью, он так много делал для клуба» – в этот момент он думает о чем-то хорошем, а значит, его близкий еще не до конца ушел. И я этому рад. Я просто воспринимаю это как часть своей работы. Расставаясь с родственниками, я никогда не произношу слов «до свидания», я просто говорю «всего доброго». Я не хочу с ними больше встречаться, по крайней мере, в подобной ситуации. В частном порядке – сколько угодно.

Я не позволяю чужим судьбам слишком глубоко проникнуть в мою жизнь и оставляю за собой возможность и впредь наслаждаться музыкой, не связывая ее с негативными событиями. Иногда это удается мне лучше, иногда – хуже.

Потихоньку приближалось Рождество, и я полагал, что теперь работы у меня должно прибавиться. Говорят, что на Рождество количество самоубийств резко возрастает. Но эта статистика оказалась всего лишь мифом, и расчеты на дополнительную нагрузку не оправдались. И хотя заказов в этот период было столько же, сколько обычно, в Рождество спецуборка выматывала меня гораздо сильнее. Несмотря на всеобщий предрождественский ажиотаж и ужасный стресс, у всех этот праздник ассоциируется с общением с родными и близкими. Даже у тех, у кого нет ни родных, ни близких.

Я понял это только тогда, когда расчищал очередную захламленную квартиру, в которой хозяин был найден спустя несколько недель после смерти лежащим голым в куче отбросов. Квартира была ужасно запущена и представляла из себя типичную для синдрома месси картину: метровые горы мусора, задернутые занавески, протухшие продукты. Но посреди всего этого хлама большой неожиданностью для меня стал расчищенный подоконник, на котором лежал рождественский венок, его огоньки до сих пор горели. Удлинитель тянулся по всей комнате прямо через горы мусора. Мужчина пытался создать в своем доме атмосферу Рождества. Этот маленький венок стал для него единственной искрой, напоминавшей о домашнем уюте и общении с близкими. Вид венка, нашедшего себе место посреди мусорных гор и так отчаянно мерцавшего на фоне беспросветного одиночества, разбил мне сердце. Подобные картины я видел в большинстве квартир, которые убирал. Древние диски с рождественскими песнями, выкопанные непонятно откуда и развешанные по всем стенам праздничные открытки, так сильно контрастирующие с бытом людей, доживающих свой век в полном одиночестве. Во всем этом чувствовалась отчаянная попытка перед лицом смерти ухватиться за свое прошлое, за то безвозвратно ушедшее время, наполненное ощущением безопасности и защищенности.

Однажды моя подруга, работавшая в реабилитационном центре, попросила меня выступить на одном мероприятии в роли Санта-Клауса. В канун Рождества волонтеры центра ходят по палатам и поздравляют пациентов рождественскими песнопениями, а Санта раздает им небольшие подарки. С тех пор прошло уже двадцать лет. И я не пропустил ни одного Рождества. Я даже приобрел свой собственный костюм Санта-Клауса. В этом году, нацепив измятую фальшивую бороду, я, как всегда, отправился поздравлять пациентов клиники в сопровождении небольшого хора, распевавшего рождественские гимны. Пациенты всегда очень радуются, когда я дарю им подарки, пусть даже это всего лишь апельсин и горстка сладостей. У некоторых из них на глаза наворачиваются слезы. Меня и в прежние времена это очень трогало, но теперь я воспринимал все особенно близко к сердцу.

Как только я закончил обход и сел в машину, из глаз моих брызнули слезы. Мы часто расстраиваемся из-за того, что нашли под елкой совсем не то, чего ожидали. А ведь всего в нескольких метрах от нас кто-то пытается украсить свое жилище, заваленное кучами мусора, старым венком, потому что этот венок, это воспоминание о Рождестве – единственное, что осталось у него от семьи. Он достает этот венок лишь для того, чтобы через несколько дней умереть в полном одиночестве и затем лежать голым, посреди отбросов, на протяжении нескольких недель под слабым светом мерцающих фонариков. Семья – это не обязательно родственники. Семья – это те люди, которые вас любят. И если есть человек, которому можно позвонить, когда становится совсем плохо, значит, есть и семья. Я заново научился ценить свою семью. С тех пор как я стал заниматься спецуборкой, Рождество вновь и вновь напоминает мне о том, что я должен быть благодарен за каждого человека, появившегося в моей жизни.