Я — посланник - [22]
Она бежит босиком.
И она — воплощенная радость жизни. Такого я еще не видел.
Девушки финишируют.
Та, другая, выиграла.
Все как всегда.
Софи пересекает финишную черту и падает на землю. Перекатывается на спину и смотрит вверх, в небо. У нее болят руки, ноги и сердце. Но на лице — то же чудесное выражение, что и утром. И она, я полагаю, думает: «Вот оно. Пять тридцать утра».
Отец Софи аплодирует, как всегда, только в этот раз не он один. К нему присоединяется отец выигравшей девушки:
— Черт, вот это да! Замечательная у вас дочка, сэр!
Отец Софи вежливо и скромно кивает.
— Спасибо. У вас тоже, сэр, — говорит он.
J
Простой смертный
Я выкидываю в урну пластиковый стаканчик из-под кофе, обертку от хот-дога и собираюсь идти домой. Естественно, пальцы все в кетчупе.
Потом слышу у себя за спиной звук ее шагов, но не оборачиваюсь. Хочу услышать голос.
— Эд?
Боже, этот голос ни с чем нельзя перепутать.
Я поворачиваюсь и улыбаюсь девушке, у которой в крови колени и ступни. С левой коленки струйка криво стекает до голени.
Я показываю на нее и говорю:
— Хорошо бы перевязку сделать и все такое.
— Да, обязательно, — отвечает она спокойно.
Между нами повисает неловкое молчание. Я понимаю: мне здесь больше делать нечего. Ее волосы распущены. И прекрасны. А в глазах можно утонуть и не пожалеть об этом. А губы ее раскрываются, и она говорит мне:
— Я просто хотела сказать спасибо.
— За то, что ступни исколола и коленки разбила?
— Нет. — Она не ведется на мою шутку. — Я хотела поблагодарить тебя, Эд. Спасибо.
Приходится сдаться:
— Ну… пожалуйста.
Мой голос похож на скрип гравия — не то что у нее.
А когда я делаю шаг вперед, то понимаю: Софи больше не наклоняет голову и не смотрит в землю. Она поднимает глаза и даже не стесняется.
— Ты красавица, Софи, — говорю я. — Ты знаешь об этом?
Ее лицо заливает легкий румянец, но Софи не возражает.
— Я увижу тебя снова? — спрашивает она.
По правде говоря, я думаю, что не раз придется пожалеть о словах, которые я произношу в ответ:
— Но не в пять тридцать утра, только не это!
Она заводит ногу за ногу и легонько поворачивается, посмеиваясь про себя.
Я уже собираюсь уходить, как вдруг она говорит:
— Эд?
— Да, Софи.
Она явно не ожидает, что я знаю ее имя, но все равно спрашивает:
— Ты случайно не святой?
Внутри меня все сотрясается от смеха.
Я? Святой? Ну-ка, перечислим мои ипостаси: таксист, местный бездельник, эталон посредственности, никудышный любовник, неудачливый игрок в карты.
Мое последнее слово таково:
— Нет, Софи, я не святой. Я простой и глупый смертный.
Мы в последний раз обмениваемся улыбками, и я иду прочь.
Спиной чувствую ее взгляд, но не оборачиваюсь.
Q
Возвращение на Эдгар-стрит
Ощущение такое, что каждое утро кто-то хлопает у меня над ухом в ладоши.
Чтобы я проснулся.
Раскрыв глаза, я получаю три воспоминания. Каждое утро.
Милла.
Софи.
Эдгар-стрит, 45.
Первые два заставляют радостно вскакивать с восходом солнца. А вот третье… третье спутывает ноги, запускает мурашки по коже, а плоть и кости заставляет трепетать.
Поздними вечерами я пересматриваю «Придурков из Хаззарда». Там еще толстый мужик вечно сидит и пожирает за столом маршмеллоу.[2] «Как зовут этого парня?» — спросил я, когда еще смотрел первую серию. В кадре тут же показалась Дэйзи и сказала: «Как дела, Босс Хогг?»
Босс Хогг.
Конечно.
О боже, как же Дейзи хороша в обтягивающих джинсах. Каждый вечер я смотрю на экран, вижу ее — и пульс мой ускоряется до невозможности. Но, увы, она почти мгновенно исчезает из кадра.
Швейцар каждый раз бросает на меня понимающие ехидные взгляды.
— Да ладно тебе, — оправдываюсь я.
Но вот Дейзи опять на экране — и я глух ко всем упрекам. Красивые женщины — проклятие моей несчастной жизни.
Ночи и серии «Придурков» проходят одна за другой.
Такси я вожу, страдая от жуткой головной боли. Она сидит на пассажирском сиденье. Я оборачиваюсь, а боль тут как тут.
— Приехали, — говорю я. — Шестнадцать пятьдесят.
— Шестнадцать пятьдесят? Аж шестнадцать? — принимается нудеть пожилой джентльмен в костюме.
Его слова — как кипящий бульон в моей голове. Пена поднимается и опускается, внутри все булькает.
— Деньги давайте сюда. — Сегодня мне не до реверансов. — И вообще, если дорого, пешком ходите.
А то я не знаю, что поездку он запишет на счет компании.
Пассажир отдает мне деньги, я благодарю.
«Неужели так трудно вести себя нормально?» — думаю про себя.
Мужик выходит и громко хлопает дверью. Такое впечатление, что он ударил меня по голове.
В принципе, я жду нового телефонного звонка. Чтобы голос из трубки сказал: «А ну-ка быстро метнулся на Эдгар-стрит и все там уладил». Проходит несколько дней, но никто не дает мне пенделя по телефону.
В четверг вечером мы играем в карты у Одри, но я ухожу пораньше. Все свободное пространство в моей голове занимает предчувствие. Из-за него я поднимаюсь и ухожу, скупо прощаясь с друзьями. Час пришел, нужно идти. Я должен занять свой пост у дома на Эдгар-стрит, дома, захваченного насильником. Дома, в котором почти каждую ночь творятся ужасы.
И вот я иду туда и понимаю: ноги сами несут меня быстрее. Потому что окрыляет мысль об успехе: я ведь справился с двумя заданиями.
