Я — посланник - [13]

Это прошептал голос в моей голове. Он же и остановил. Потому что я должен действовать иначе. Я здесь не для того, чтобы утешить эту женщину. До второго пришествия могу ее успокаивать, но это ничего не изменит. И не прекратит того, что творит здесь этот тип по ночам.

Им я должен заняться.

С ним встать лицом к лицу.

А женщина все плачет и плачет. Я очень хочу подойти. Но не могу. Я хочу спасти ее, обнять, защитить. Если бы я мог…

«Как люди могут так жить? — вопрошаю я. — Как они выживают, когда с ними поступают вот так?»

А может, я здесь именно поэтому?

Потому что они больше так не могут?

6 На пределе

За рулем я думаю: «Интересно, со вторым адресом — такой же мрак? По первому было изнасилование, что будет по второму? Еще страшнее?» Ко всему прочему насильник, с которым я должен разобраться, больше меня раза в три или четыре. Помесь атлета с машиной, я таких в жизни не видел…

Об увиденном ночью никому не рассказываю. Ни друзьям, ни властям. Нужно что-то другое, на что даже полиция не способна. К сожалению, сделать это должен именно я.

Одри пытается меня расспрашивать за обедом. Но я отвечаю: «Меньше знаешь, крепче спишь».

Тогда она смотрит так, как я больше всего люблю, — взволнованно.

— Ты, пожалуйста, будь поосторожней, — говорит она.

Я киваю, и мы снова идем к машинам.

Весь день я только об этом и думаю. И даже боюсь представить, что меня ждет по двум другим адресам. Хотя внутренний голос нашептывает, что хуже ничего быть не может.

На Эдгар-стрит я хожу каждую ночь, убывающая луна плывет в небе. Иногда ничего не происходит. Он приходит домой и не насилует женщину. В такие ночи тишина на улице разбухает от ожидания чего-то страшного. Я жду в скользком мраке.

Однажды вечером, в супермаркете, случается нечто неприятное. Я иду вдоль полок, в секции собачьей еды, а мимо катит тележку молодая женщина. В тележке сидит маленькая девочка.

— Анжелина, — говорит женщина, — не трогай ничего.

Мягкий голос невозможно не узнать. Именно он зовет на помощь в ночи, когда пьяный похотливый мужик валит на кровать женщину и насилует ее в свое удовольствие. Это голос той, которая тихо плачет на крыльце в молчащей, отвернувшейся от нее темноте.

На какую-то долю секунды наши с девочкой взгляды пересекаются.

У нее светлые волосы и зеленые глаза. И вообще она очень красивая. Вся в мать, только у женщины лицо измученное.

Некоторое время я иду за ними. Женщина тянется к полке с готовыми супами. И я вижу — все, она на пределе. Стоит внаклонку, пытается не упасть на колени и не разрыдаться. Но ей нельзя рыдать и падать на колени: ребенок смотрит.

Женщина распрямляется, и я подхожу поближе.

В общем, я подхожу, мы смотрим друг на друга.

— С вами все в порядке? — спрашиваю я.

— Да-да, все в порядке, — кивает она, отделываясь вежливой ложью.

Мне нужно с этим как-то разобраться. И быстро.

7 Харрисон-авеню

Дочитав до этого места, вы, пожалуй, угадаете, как я решил разрулить ситуацию на Эдгар-стрит. По крайней мере, это легко тем, кто похож на меня.

Трусливым.

Мягкотелым.

Слабосильным.

Естественно, в своей неизреченной мудрости я избрал путь пассивного ожидания. Мало ли, вдруг само собой рассосется.

Конечно, я понимаю, насколько жалок. Мое решение — чистейший образчик беспомощности и трусости. Но я элементарно не готов заниматься проблемой Эдгар-стрит. Мне нужно набраться опыта. Справиться, победить в другом деле. А потом уже приниматься за укрощение насильника с телосложением Тайсона.

Я вынимаю карту из ящика комода и смотрю на нее. Мы со Швейцаром пьем кофе. Вчера вечером я ему налил «Нескафе» хорошей марки — «Бленд 43» — и он был в полном восторге.

Поначалу не хотел даже притрагиваться к жидкости в миске.

Посмотрел на меня. Потом в миску.

Снова на меня. Опять в миску.

Бедная псина переглядывалась с кофе минут пять, пока до меня не дошло: Швейцар видел, что я положил себе в кружку сахар. И ждет того же. Согласитесь, пять минут, чтобы осознать очевидное, — не так уж долго. На кружке, кстати, написано: «Неправда, что мы, таксисты, самые главные уроды на дорогах. Есть уроды и поглавнее нас». Понимаете? Короче, Швейцар с хлюпаньем заглотил первую порцию сладкого кофе, а потом сопел и лакал, пока не выхлебал целую миску. А когда управился, поднял морду и посмотрел на меня, требуя добавки.

Вот так мы вдвоем и заседаем в гостиной. Швейцар поглощает кофе, а я таращусь на карту у себя в руке. Следующий адрес — Харрисон-авеню, 13. Ну что ж, надо идти. Завтра. Ровно в шесть вечера.

— Что скажешь, Швейцар? — спрашиваю я. — Как считаешь, будет полегче, чем на Эдгар-стрит?

Пес поднимает морду и скалится в улыбке — явно под кайфом от мощной дозы кофеина.

— …Я стучал! — упирается в Ричи палец Марва. — Я стучал, а если кто не заметил, так это не мои проблемы!

— Он стучал? — спрашивает меня Ричи.

— Не припоминаю такого.

— Одри?

Подумав мгновение, она отрицательно качает головой. Марв картинно разводит руками, — теперь ему нужно взять четыре карты. Таковы правила «надоеды». Когда остается две карты, нужно постучать. Забыл, сдал предпоследнюю карту, — берешь четыре. Марв постоянно забывает про стук.

С кислой миной он набирает четыре карты, а сам давится от смеха. Конечно, он не стучал, но нельзя же сдаваться без боя. Это тоже часть игры — все привыкли.