Я! Помню! Чудное! Мгновенье!.. Вместо мемуаров - [28]

Когда в 1956 году началась всесоюзная литературная травля Владимира Дудинцева и его романа «Не хлебом единым», начальники разных рангов во многих городах страны, дабы соответствовать времени, отыскивали и своих, местных «дудинцевых», как бы рапортуя: мы, мол, тоже не лыком шиты! На предприятиях и в учреждениях шли собрания, где трудящиеся гневно клеймили этих писателей – отщепенцев.

И Саратовский обком партии с помощью местного отделения Союза писателей также выставил свою кандидатуру – Валентину Михайловну Мухину – Петринскую. А в книжных магазинах города неожиданно возник спрос на книги … Мухиной – Петринской. Растерянные продавцы отвечали особенно назойливым книгочеям, что уже справлялись по этому вопросу в Книготорге, ни таких книг, ни такого писателя вообще нет. Книг у нее действительно не было. Лишь несколько вещей, опубликованных аж 18 лет назад в местной периодике. И официально членом Союза писателей она тоже не числилась.

…После девяти лет тюрем и лагерей (ее арестовали, как тогда водилось, по ложному доносу, в октябре 1937 года) и еще девяти – скитаний по самым дальним и глухим окраинам родины с «волчьим паспортом» врага народа она – таки добилась своей полной реабилитации. Выйдя из здания КГБ, сразу же отправилась сообщить эту радостную для себя весть в Саратовское отделение Союза писателей. Ей сказали: «Поздравляем, конечно, но, Валентина Михайловна, Вы все же сидели! И потом, не кажется ли Вам, что начинать жизнь в 45 лет несколько поздновато?..» «Какая чушь! – ответила бывшая узница Карлага. – Жизнь начинать заново никогда не поздно. Другое дело, сколько ты проживешь. А я, может быть, еще много книг напишу – хороших и добрых»…

Она написала много книг – добрых, веселых, увлекательных. Но об одной из них – «На ладони судьбы», вышедшей в 1990 году сначала в Приволжском книжном издательстве, а потом и в издательстве «Детская литература», разговор особый.

Новый, 1958 год Валентина Мухина – Петринская встретила в Доме творчества писателей в Ялте. Уже четыре года саратовские власти вели с ней неустанную войну, не только не печатали – наложили запрет на любую работу, даже расклейщицей афиш не брали. В конце концов она заняла денег на билет и уехала в Москву. Отправилась прямиком в Союз писателей СССР, где к ней неожиданно (оттепель все – таки) отнеслись вполне по тем временам по – человечески. И еще выделили путевку в Ялту…

В Ялте она познакомилась (и даже подружилась) с Александром Твардовским, только что вновь назначенным главным редактором «Нового мира». Вскоре состоялся следующий диалог:

– У Вас есть что – нибудь о лагере? Такой материал пропадает. Вы ведь там были – знаете не с чужих слов. Не понимаю, почему не пишете об этом! Боитесь?

– Я не из трусливых. Но меня совершенно не интересует эта тема, поймите. Как писатель я продолжатель Грина…

– Вы романтик, – ужаснулся Твардовский.

– Именно.

– О, Господи!

Она действительно была романтиком и писала романтические рассказы, повести, романы… Твардовский называл это «писанием глупостей» и ни одной вещи Валентины Михайловны так и не опубликовал. Все уговаривал написать о лагере. Не уговорил. «Может, – сказала, – когда – нибудь, на старости лет…»

Дети своего времени и своего Отечества, мы принимаем как должное, как само собой разумеющееся «возникновение» в тоталитарном государстве романтиков. И даже писатель, прошедший ад ГУЛАГа и оставшийся тем же романтиком, вряд ли кого – то из нас особенно удивит. В Библии сказано: «Отцы ели кислый виноград, а у детей на зубах оскомина». У нас оскомина уже у правнуков, но «Алые паруса» по – прежнему почитаемы и даже любимы.

Прошло сорок лет, и Мухина – Петринская все – таки ее написала, свою лучшую, на мой взгляд, книгу, – ту, которую готов был опубликовать Твардовский. Книгу о лагере. Трудно сказать, как бы отнесся к книге главный редактор «Нового мира», ибо в художественном плане это оказалась все та же ужаснувшая его романтическая проза. Рука Мухиной – Петринской не изменила, перо ее здесь такое же легкое и светлое (недоброжелатель скажет – беззаботное), как в «Кораблях Санди», или в романе «Смотрящие вперед». И эта потрясающая способность находить радость повсюду!.. Черта характера? Грань авторской позиции?.. Удивительно, но страшное здесь – детали, и именно потому, что детали.

«Веселый скелетик» – такое прозвище ей было дано в лагере, – не боялась умереть, но отчаянно боялась не сохранить себя как личность, стать апатичной, опустошенной. И тогда решила забыть, что она заключенная (легко, конечно, забыть!), смотреть на тюрьму и лагерь как на своего рода творческую командировку. Как выжила? Что ей дало силы? Валентина Михайловна заявила мне, что после шока, в который привел ее арест, чрезвычайно обострились и память, и чувство юмора. Наверное, в медицине такие случаи известны. Эти два качества плюс врожденный талант рассказчика оказались спасительными. После ночных допросов она возвращалась в застенки, где ее уже ждали пять сокамерниц. И хотя падала без сил на пол, видя их умоляющие взгляды, начинала рассказывать о том, как проходил допрос. Вскоре в камеру врывался надзиратель, требуя, чтобы хохочущие арестантки умолкли. Их били, сажали в карцер (мы теперь знаем, что это было такое), а они выходили оттуда и снова смеялись.