Я погиб в первое военное лето - [24]

- Нет, не проходили.

- А вы кто будете?

- Дивизионная связь.

Значит, где-то здесь поблизости штаб дивизии. Наверно, где-нибудь тут же обретается и полк. Может, спросить в штабе?

- Ребята, слушайте!

Это сказал Ийзоп.

Прислушались.

Слева проселок сворачивал на большак и исчезал в лесу. Там раздавалось ритмичное лязганье-звяканье, отчетливо сюда доносившееся в предвечерней тишине.

Это было погромыхивание опущенных на марше орудийных щитов! Полк движется!

Пошли на звуки, навстречу своим. О нас уже начали беспокоиться.

Сярель отыскал комиссара и долго и подробно что-то ему объяснял. Кто был поблизости, утверждал, что он говорил о Маркусе, и притом такое, что комиссару было приятно слушать.

Найдя свою колонну на марше, я подумал: странно, как будто домой пришел. Ведь плохо было бы не чувствовать полк своим! А так кажется, что у тебя с собой частичка Эстонии.

31

Про Маркуса нужно сказать, что если бы кому-нибудь вздумалось изобразить современное воплощение бога войны Марса, то в качестве модели непременно следовало бы взять этого человека. Он крупный сильный мужчина, родом с острова Сааремаа, у него густые черные вьющиеся волосы, строгие брови и большая курчавая борода, а руки как хлебные лопаты. Когда он шагает, невольно смотришь, какие глубокие следы оставляют его сапоги. На нем штаны солдатского сукна и рубашка, какую носят под френчем, без галстука, с незастегнутым воротом, как у старшего лейтенанта Рандалу, на бедре топырится фельдшерская сумка, на поясе пистолет и стальная каска на голове. Именно каска, немецкая каска времен предыдущей войны, в нашем полку у всех были такие. И именно были, потому что мы уже успели их выбросить. А Маркус свою каску хранит, как талисман. Когда мы однажды дождливой ночью вброд перетаскивали через ручей одноколку, Маркусова каска упала в воду. Он долго плескался в ручье, по самую шею мокрый, и все-таки свой горшок выудил.

Если он предстанет перед кем-нибудь незнакомым - большой, могучий, заросший, из-под каски густые брови, то вполне может напугать. Халлоп сказал ведь когда-то, что против немецких танков нужно послать Маркуса, если он при этом еще закричит громовым голосом и пальнет из пистолета, то танкисты наверняка выбросят из люков белые флаги.

Однако у этого человека с внешностью Марса доброе, как у ребенка, сердце, он хороший товарищ, в беде готовый поделиться последним.

Никогда я еще не слышал от него ни одного ругательства или грязного слова. Его тихий с хрипотцой смех помогал выхаживать людей. Может, и это средство лежало в его фельдшерской сумке, а то с чего бы она так топырилась?

32

Всем, наверно, известно, что если ящерице палкой прижать хвост, то, спасая жизнь, она его оставит и улизнет. А через какое-то время отрастит себе новый и живет дальше.

Сравнение, разумеется, неподходящее, но, очевидно, могучая способность живого организма к самозащите и приспособляемости относится и к армии. Только здесь эту способность направляет решение командира, которое в самой тяжелой ситуации всегда устремлено на то, чтобы воевать как можно более целесообразно. Потому что просто, как ящерица, улизнуть и потихоньку отрастить себе новый хвост - этого мы делать не можем.

Был у нас полк, состоявший из трех огневых дивизионов, штабного дивизиона и служб обеспечения.

Он располагался на позициях строго по уставу: впереди наблюдательные пункты, в глубине обороны за ними - батареи, в нескольких километрах от них штаб полка, еще глубже в тыл - склады, кухни, медсанпункт, ветеринарный взвод. Были подготовлены даже точки для ведения заградительного и истребительного огня.

Потом пошли первые бои. Одна батарея отделалась легко, от другой ничего не осталось, от третьей-четвертой - только один или два ствола, кабель связи остался несмотанным, большая часть оптики уничтожена на наблюдательных пунктах. Половина лошадей убита или ранена, у очень многих потертости от упряжи.

И люди, незаменимые каждый на своем месте, мягко выражаясь, уже не на каждом месте.

Первой пришла мысль: ну, теперь-то уж война кончилась! Что это за полк, даже половины от него не осталось! Все смешалось, поставлено с ног на голову: есть лейтенант, но нет больше взвода; есть орудие, но нет упряжки; есть машина, но нет водителя; есть штаб, но нет даже листа писчей бумаги.

И тем не менее все как бы само собой стало на свои места и пришло в действие.

Прежде всего ликвидировали склады.

Вместо убитых лошадей впрягли новых, взятых из обоза. Людей взять было неоткуда, произошло внутреннее переформирование, которое наверняка не отвечало никаким предписаниями, но оказалось целесообразным. Разумеется, первым делом сделали боеспособными батареи, укомплектовав их личным составом подразделений, лишившихся орудий.

В штабе полка появилось несколько офицеров, которым теперь некем было командовать, при нем же возник особый взвод из уцелевших солдат. Он был передан в непосредственное подчинение начальника химической службы полка и выполнял срочные задания полкового командира: занимался связью, ходил в разведку, нес караульную службу. Имелся даже взвод противовоздушной обороны, только без зенитных пулеметов, но зато с сиреной, которой можно было предупреждать о воздушном налете.