Я плоть от плоти спартаковец - [3]

Шрифт
Интервал

Между тем сезон 1977 года начали неудачно, в середине таблицы плелись. Лишь ближе к экватору продвинулись на шестые–седьмые позиции. Но тоже не блеск.

Вот говорят: спартаковская игра. Я не совсем согласен. Это старшее поколение спартаковцев, да, демонстрировало замечательный, красивый, потрясающий воображение стиль. Но футболистам моего времени игру ставил уже Бесков. Короткий и средний пас вновь обрел тогда грозную, едва ли отразимую энергетику. Против подобной манеры у соперников почти не оказывалось козырей.

А когда во втором круге сезона‑77 пришел в команду Гаврилов… Тут уже связка с ним пошла. С его умной, тонкой, почти неуловимой для оппонентов игрой многое на свои места встало. Понимали друг друга с полуслова, полужеста. Мы, к слову, сейчас, предположим, какое–то время не видимся. Но стоит нам вместе выйти на поле в составе команды ветеранов, как ставшее знаменитым взаимопонимание возвращается. Это, видно, в нашей подкорке сидит, на интуитивном уровне. Я знал и знаю, что он будет делать, Юра, в свою очередь, «читает» мои ходы. Это, как говорится, форварду очень везет. И тому, кто «везет» на своем горбу форварда, то есть полузащитнику.

Затем появился в составе Федор Черенков. При наличии двух таких конструктивных хавов соперникам вообще стало трудно нас нейтрализовать. После нас с Гавриловым, кстати, появилась связка Родионов — Черенков, они также здорово понимали друг друга. Подобные вещи наигрывались на тренировках, а тактические занятия Бескова длились порой часами. Он придавал этому огромное значение, благодаря четко выработанной тактике многие комбинации проводились нами, что называется, «на автомате». Вот потому многие соперники и не могли уже справиться со «Спартаком». Пусть мы не всех обыгрывали, но вернули–таки людей на трибуны. На матчи первой лиги с участием «Спартака» народу ходило порой больше, чем на игры московских клубов, вместе взятых в классе сильнейших…

Вообще–то этот плач нынешних мастеров по поводу, например, необходимости сборов перед важнейшими матчами, скажем, отборочного цикла мне лично непонятен. Мы–то, спрашивается, почему не стонали? Нам накануне, казалось бы, рядовых матчей советского первенства давали всего день отдыха. За сутки и в баньку успевали сходить, и в ресторан, и с женой концерт посетить. Вот так! Ангелов, может быть, среди нас не было. Но все знали: завтра — сборы, возвращение в Тарасовку. Обычная процедура: взвешивание, медицинское обследование, возможный нагоняй от Бескова. Ничего, терпели, многое, повторюсь, успевали. И многого добивались — на футбольном поле.

Едва не покинул «Спартак»

Грянувший как гром средь ясного неба не конфликт даже, а некая размолвка с Бесковым оказался весьма серьезным. И чреватым последствиями — могли меня и вовсе прогнать из команды. Разумеется, как, наверное, и в любом коллективе того времени, у нас, в «Спартаке», тоже существовала очередь на получение квартиры. И вот узнаю, что кому–то дают уже жилплощадь, а я чувствую себя в этом смысле несколько обделенным. Семья–то продолжала жить в Тарасовке, сын Сашка в детсад ходил, супруга Люба пока без работы сидела. И конечно, столь походная жизнь, да еще в приличном по футбольным меркам возрасте изрядно поднадоела. Даже угнетала и «душила».

Когда мы удачно слетали в Душанбе и Ташкент, я посчитал, что на меня в «Спартаке» больше не рассчитывают. Действительно, возрастной уже игрок, и все такое прочее. Вернусь–ка в Кострому. К тому времени спартаковцев было не остановить, мы на всех парах мчались в высшую лигу. По прилете, в аэропорту, подошел к Константину Ивановичу, поблагодарил за все хорошее. Сел, представьте, на ближайший грузовик с костромскими номерами и был таков. Стало как–то обидно: вроде использовали, а затем, когда задачу решили… Могли бы предупредить: так, мол, и так, особо ни на что не рассчитывай. Кстати, на тот момент забил больше всех в команде.

После этого отнюдь не запланированного отъезда в родные пенаты волна поднялась мощная. Мой демарш не остался не замеченным руководством «Спартака». Начальство же костромских «красно–белых» снова на ушах: их опять начали из–за меня трясти. Надо было возвращаться в Москву, чтобы разобраться в ситуации. И сразу к Николаю Петровичу направился, он, как штык, в девять утра на работе. «Жор, я уже все сказал по этому поводу Бескову, поезжай к нему».

Встретила меня супруга Константина Ивановича — Валерия Николаевна, сам Бесков в бане парился. Приезжает тренер, начинаем говорить. Валерия Николаевна стол накрыла, начали обедать. Кстати, тот обед сильно выручил меня несколько позже, обязательно расскажу. «Что ж, Валерия, налей и ему коньячку, он с футболом уже закончил», — молвил Константин Иванович. «Коньяк не пью, а водки бы выпил». Выпили, посидели. Перешли в большую комнату, кофейку налили. Бесков, зримо ощущалось, настроен добродушно.

Невольно на часы посматриваю: пора бы уже на костромской поезд спешить. «В общем, так, вопрос решен, — говорит Константин Иванович. — Либо ты действительно заканчиваешь с футболом и больше нигде не играешь, либо едешь сейчас же в Тарасовку и продолжаем работать, забыв все. Машина ждет внизу». Валерия Николаевна еще до моего разговора с Бесковым поинтересовалась: «Ты же хотел жить в Сокольниках?» — «Конечно, это мой любимый в Москве район. Еще с фильма «Добровольцы», который я тоже обожаю». — «Так вот, Жорочка, Константин Иванович и хочет, чтобы ты жил в Сокольниках». Поэтому я, почти не раздумывая, озвучил свое решение Бескову: еду в Тарасовку. «Верная мысль», — удовлетворенно одобрил сам тренер.


Рекомендуем почитать
Королева Виктория

Королева огромной империи, сравнимой лишь с античным Римом, бабушка всей Европы, правительница, при которой произошла индустриальная революция, была чувственной женщиной, любившей красивых мужчин, военных в форме, шотландцев в килтах и индийцев в тюрбанах. Лучшая плясунья королевства, она обожала балы, которые заканчивались лишь с рассветом, разбавляла чай виски и учила итальянский язык на уроках бельканто Высокородным лордам она предпочитала своих слуг, простых и добрых. Народ звал ее «королевой-республиканкой» Полюбив цветы и яркие краски Средиземноморья, она ввела в моду отдых на Лазурном Берегу.


Человек планеты, любящий мир. Преподобный Мун Сон Мён

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Заключенный №1. Несломленный Ходорковский

Эта книга о человеке, который оказался сильнее обстоятельств. Ни публичная ссора с президентом Путиным, ни последовавшие репрессии – массовые аресты сотрудников его компании, отъем бизнеса, сперва восьмилетний, а потом и 14-летний срок, – ничто не сломило Михаила Ходорковского. Хотел он этого или нет, но для многих в стране и в мире экс-глава ЮКОСа стал символом стойкости и мужества.Что за человек Ходорковский? Как изменила его тюрьма? Как ему удается не делать вещей, за которые потом будет стыдно смотреть в глаза детям? Автор книги, журналистка, несколько лет занимающаяся «делом ЮКОСа», а также освещавшая ход судебного процесса по делу Ходорковского, предлагает ответы, основанные на эксклюзивном фактическом материале.Для широкого круга читателей.Сведения, изложенные в книге, могут быть художественной реконструкцией или мнением автора.


Дракон с гарниром, двоечник-отличник и другие истории про маменькиного сынка

Тему автобиографических записок Михаила Черейского можно было бы определить так: советское детство 50-60-х годов прошлого века. Действие рассказанных в этой книге историй происходит в Ленинграде, Москве и маленьком гарнизонном городке на Дальнем Востоке, где в авиационной части служил отец автора. Ярко и остроумно написанная книга Черейского будет интересна многим. Те, кто родился позднее, узнают подробности быта, каким он был более полувека назад, — подробности смешные и забавные, грустные и порой драматические, а иногда и неправдоподобные, на наш сегодняшний взгляд.


Иван Васильевич Бабушкин

Советские люди с признательностью и благоговением вспоминают первых созидателей Коммунистической партии, среди которых наша благодарная память выдвигает любимого ученика В. И. Ленина, одного из первых рабочих — профессиональных революционеров, народного героя Ивана Васильевича Бабушкина, истории жизни которого посвящена настоящая книга.


Бетховен

Биография великого композитора Людвига ван Бетховена.