Я ничего не могу сделать - [5]

– Да, я встречал на базе… (товарища? госпожу?..)… аспиранта группы лингвистики Гаал, она тестировала меня по разговорной лексике. Сказала, что я подготовлен не блестяще, но хорошо. Выглядит она, ну… нормально.

– Уже аспирант? Вот и славно. Спасибо, Ханс, это все, что меня интересовало.

Каммерер улыбнулся краешками губ. Ханс открыл рот и тут же снова закрыл.

Рада Гаал, девочка из интеллигентной семьи, бывшая заключенная, бывшая уличная попрошайка, бывшая официантка из кафе в рабочем квартале, теперь сотрудник проекта «Саракш». Из-за Каммерера, которого знала как Мака Сима, она побывала под прицелом убийцы, в тюрьме, вынесла месяцы лжи, недомолвок и неизвестности, и все это она простила ему. Однако было и то, чего простить не смогла: гибель младшего брата – Каммерер был рядом и не спас – и одинокая смерть их дяди, известного некогда ученого. Профессор Каан скончался у себя дома во время последнего лучевого удара, при обстоятельствах, не исключающих возможность самоубийства.

Ей предлагали покинуть Саракш, улететь на Землю. Что она говорила Рудольфу Сикорски и что Сикорски отвечал ей, достоверно не знал никто, но после этого Рада Гаал присоединилась к проекту – единственная среди аборигенов-респондентов (то есть не-выродков; бывших выродков теперь вежливо называли резистентами). Отсутствие полного образования поначалу ей мешало, но оставаться простым носителем языка она не захотела. Что она думала о проекте, Ханс не взялся бы предполагать. И тем более – что она думала о некоем Максиме Каммерере.

А что думает о ней Мак Сим, он же Белый Ферзь… Едва ли это действительно все, что его интересует. Можно бы рассказать еще, о да. Например, как она вместе с Мартой пересаживает фикусы и бережно приминает землю тонкими пальцами без перчаток. Как ловко она носит комбинезон и уверенно кладет руки на клавиатуру, как девчонки учат ее пользоваться магнитными шпильками для волос. Как поднялся из кресла Его Превосходительство, почтительно склонив ушастую свою голову, когда бывшая официантка вошла в комнату. Или – как в столовой Раулингсон подсаживается к ее столику и начинает рассказывать про голованов, изучающих земные языки, и если на губах аспиранта Гаал появляется слабая улыбка, Раулингсон немедленно становится вдесятеро остроумнее… Нет. Это было бы неуместно.

Дэк Закаста,

студент. Хонти. Малундарг

– Вообще видно, что ты нездешний, – сказал Ниру.

– По чему видно? – поинтересовался Дэк.

– Ну так… вообще. Выговор у тебя тамошний. И при каждом шуме по сторонам зыришь, словно атаки ждешь.

Ниру помолчал, потом спросил другим тоном:

– Страшно там у вас?

– Вообще-то да, – произнес Дэк нарочито по-местному, и Ниру засмеялся. – Было бы не страшно, не уплыл бы.

– Ты так прямо на лодке и бежал от своих? По морю?

– Угу.

– А субмарин не боялся?

– Нужен я им.

– Говорят, они не разбирают, нужен – не нужен… А морские патрули?

– Они-то субмарин боятся.

Ниру Селунга уважительно цокнул языком. Дэк – классный бэнч. Хоть и деревенщина он, и «середина» по отцу, зато талант. И никто из наших, пожалуй, не рискнул бы вот так, на лодке, не видя берега, пересечь границу.

Про пересечение границы Дэк рассказал сам. Ну как сам – пришлось тянуть из него по слову, но в конце концов Ниру все у него разузнал, очень уж интересно было, откуда он такой взялся.

– Дэки, а правда, что Зюна говорит?.. Ну, Зюна Кас, маминой троюродной сестры сын. Он говорит, что был с тобой в одной группе на подготовительных.

– А-а. Угу, был у нас такой.

– Не, я не про это вообще. Он говорит, что ты на первом занятии не знал, как чертить. Дали, говорит, ему карандаши, а он вот так смотрит (Ниру задрал брови и сделал рот подковкой, Дэк фыркнул). Как герцогская дочка на похабную картинку. Говорит, ты до того не видел ни перьев, ни рейсфедера, ни морской туши, ни стиралок из косточек. Врет?

– Конечно, не врет, – лениво ответил Дэк. – У нас в деревне что-то не было ни архитекторов, ни конструкторов.

Ниру замолчал. Наверное, размышлял о том, что ему еще рассказал сын маминой сестры, а что он мог рассказать, Дэк догадывался. Как через неделю серединная деревенщина сдала все задания на месяц, чертя с сумасшедшей ловкостью и не прикасаясь к вычислительной машинке. (Дэку было проще вычислять в уме, чем пользоваться этим агрегатом.) Как через месяц молчаливый бездомный полухонтиец поступил на первый курс и к концу первого семестра подал заявление – хочу, мол, сдавать экзамены по программе третьего курса, включая те предметы, к изучению которых первокурсники еще не приступали. Как он сдал сначала рисунок-живопись-черчение, потом высшую и теоретическую математику, потом конструкции, экономику строительства, материаловедение…

– Год прошел, и ты на бакалавра идешь.

– Угу.

– Класс. Хорошо, что ты не остался в своей деревне. А то бы сам так и не узнал, какой у тебя талантище.

– Ясно, что хорошо.

Двое студентов архитектурного факультета валялись на берегу залива. Пляж был усыпан мелкими камешками: и ходить, и лежать удобно. Дэк пересыпал камешки из ладони в ладонь. Желтоватый, с ржавыми пятнами «дагу», род песчаника, из него кладут стены домов. «Малуна» – розовый гранит, по сравнению с земным почти сиреневый, идет в основном на фундамент, им вымощены богатые улицы. «Жиза» – кусочек белого кварца… Серые, белые, крапчатые, зеленоватые, черные с белыми жилками. Материал мира.