Я не верю судьбе - [38]

Шрифт
Интервал

   Крутые скользкие края
   Имеет эта колея.
   Я кляну проложивших ее —
   Скоро лопнет терпенье мое —
   И склоняю, как школьник плохой:
   Колею, в колее, с колеей…
Но почему неймется мне —
     нахальный я, —
Условья, в общем, в колесе
     нормальные:
Никто не стукнет, не притрет —
     не жалуйся, —
Желаешь двигаться вперед —
     пожалуйста!
   Отказа нет в еде-питье
   В уютной этой колее —
   И я живо себя убедил:
   Не один я в нее угодил, —
   Так держать — колесо в колесе! —
   И доеду туда, куда все.
Вот кто-то крикнул сам не свой:
     «А ну пусти!» —
И начал спорить с колеей
     по глупости.
Он в споре сжег запас до дна
     тепла души —
И полетели клапана
     и вкладыши.
   Но покорежил он края —
   И шире стала колея.
   Вдруг его обрывается след…
   Чудака оттащили в кювет,
   Чтоб не мог он нам, задним, мешать
   По чужой колее проезжать.
Вот и ко мне пришла беда —
     стартёр заел, —
Теперь уж это не езда,
     а ёрзанье.
И надо б выйти, подтолкнуть —
     но прыти нет, —
Авось подъедет кто-нибудь
     и вытянет.
   Напрасно жду подмоги я —
   Чужая эта колея.
   Расплеваться бы глиной и ржой
   С колеей этой самой — чужой, —
   Тем, что я ее сам углубил,
   Я у задних надежду убил.
Прошиб меня холодный пот
     до косточки,
И я прошелся чуть вперед,
     по досточке, —
Гляжу — размыли край ручьи
     весенние,
Там выезд есть из колеи —
     спасение!
   Я грязью из-под шин плюю
   В чужую эту колею.
   Эй вы, задние, делай как я!
   Это значит — не надо за мной,
   Колея эта — только моя,
   Выбирайтесь своей колеей!

1973

«Я скачу позади на полслова…»

   Я скачу позади на полслова,
   На нерезвом коне, без щита, —
   Я похож не на ратника злого,
   А скорее — на злого шута.
Бывало, вырывался я на корпус,
Уверенно, как сам великий князь,
Клонясь вперед — не падая, не горбясь,
А именно намеренно клонясь.
Но из седла меня однажды выбили —
Копьем поддели, сбоку подскакав, —
И надо мной, лежащим, лошадь вздыбили,
И надругались, плетью приласкав.
   Рядом всадники с гиканьем диким
   Копья целили в месиво тел.
   Ах, дурак я, что с князем великим
   Поравняться в осанке хотел!
Меня на поле битвы не ищите —
Я отстранен от всяких ратных дел, —
Кольчугу унесли — я беззащитен
Для зуботычин, дротиков и стрел.
Зазубрен мой топор, и руки скручены,
Ложусь на сбитый наскоро настил,
Пожизненно до битвы недопущенный
За то, что раз бестактность допустил.
   Назван я перед ратью двуликим —
   И топтать меня можно и сечь.
   Но взойдет и над князем великим
   Окровавленный кованый меч!..
Встаю я, отряхаюсь от навоза,
Худые руки сторожу кручу,
Беру коня плохого из обоза,
Кромсаю ребра — и вперед скачу.
Влечу я в битву звонкую да манкую,
Я не могу, чтоб это без меня, —
И поступлюсь я княжеской осанкою,
И если надо — то сойду с коня!

1973

Я несла свою Беду

«Я несла свою Беду…»

Я несла свою Беду
   по весеннему по льду, —
Обломился лед — душа оборвалася —
Камнем пóд воду пошла, —
   а Беда — хоть тяжела,
А за острые края задержалася.
И Беда с того вот дня
   ищет пó свету меня, —
Слухи ходят — вместе с ней —
   с кривотолками.
А что я не умерла —
   знала голая ветла
И еще — перепела с перепелками.
Кто ж из них сказал ему,
   господину моему, —
Только выдали меня, проболталися, —
И, от страсти сам не свой,
   он отправился за мной,
Ну а с ним — Беда с Молвой увязалися.
Он настиг меня, догнал —
   обнял, на руки поднял, —
Рядом с ним в седле Беда ухмылялася.
Но остаться он не мог —
   был всего один денек, —
А Беда — на вечный срок задержалася…

1970

Банька по-черному

Копи!
   Ладно, мысли свои вздорные
     копи!
Топи!
   Ладно, баню мне по-черному
     топи!
Вопи!
   Все равно меня утопишь,
     но — вопи!..
Только баню мне как хочешь
   натопи.
Ох, сегодня я отмаюсь,
   эх, освоюсь!
Но сомневаюсь,
   что отмоюсь!
Не спи!
   Где рубаху мне по пояс
     добыла?!
Топи!
   Ох, сегодня я отмоюсь
     добела!
Кропи!
   В бане стены закопченные
     кропи!
Топи!
   Слышишь, баню мне по-черному
     топи!
Ох, сегодня я отмаюсь,
   эх, освоюсь!
Но сомневаюсь,
   что отмоюсь!
Кричи!
   Загнан в угол зельем, словно
     гончей — лось.
Молчи!
   У меня давно похмелье
     кончилось.
Терпи!
   Ты ж сама по дури
     прóдала меня!
Топи!
   Чтоб я чист был, как щенок,
     к исходу дня!
Ох, сегодня я отмаюсь,
   эх, освоюсь!
Но сомневаюсь,
   что отмоюсь!
Купи!
   Хоть кого-то из охранников
     купи!
Топи!
   Слышишь, баню ты мне раненько
     топи!
Вопи!
   Все равно меня утопишь,
     но — вопи!..
Топи!
   Эту баню мне как хочешь,
     но — топи!
Ох, сегодня я отмаюсь,
   эх, освоюсь!
Но сомневаюсь,
   что отмоюсь!

<1970>

«Я первый смерил жизнь обратным счетом…»

Я первый смерил жизнь обратным счетом —
Я буду беспристрастен и правдив:
Сначала кожа выстрелила потом
И задымилась, поры разрядив.
Я затаился, и затих, и замер, —
Мне показалось — я вернулся вдруг
В бездушье безвоздушных барокамер
И в замкнутые петли центрифуг.
Сейчас я стану недвижим и грузен,
И погружен в молчанье, а пока —
Меха и горны всех газетных кузен
Раздуют это дело на века.
Хлестнула память мне кнутом по нервам —
В ней каждый образ был неповторим…
Вот мой дублер, который мог быть первым,
Который смог впервые стать вторым.
Пока что на него не тратят шрифта, —

Еще от автора Владимир Семенович Высоцкий
Черная свеча

Роман «Черная свеча», написанный в соавторстве Владимиром Семеновичем Высоцким и Леонидом Мончинским, повествует о проблеме выживания заключенных в зоне, об их сложных взаимоотношениях.


Роман о девочках

Проза поэта – явление уникальное. Она приоткрывает завесу тайны с замыслов, внутренней жизни поэта, некоторых черт характера. Тем более такого поэта, как Владимир Высоцкий, чья жизнь и творчество оборвались в период расцвета таланта. Как писал И. Бродский: «Неизвестно, насколько проигрывает поэзия от обращения поэта к прозе; достоверно только, что проза от этого сильно выигрывает».


Венские каникулы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Стихи и песни

В этот сборник вошли произведения Высоцкого, относящиеся к самым разным темам, стилям и направлениям его многогранного творчества: от язвительных сатир на безобразие реального мира — до колоритных стилизаций под «блатной фольклор», от надрывной военной лирики — до раздирающей душу лирики любовной.


Лирика

«Без свободы я умираю», – говорил Владимир Высоцкий. Свобода – причина его поэзии, хриплого стона, от которого взвывали динамики, в то время когда полагалось молчать. Но глубокая боль его прорывалась сквозь немоту, побеждала страх. Это был голос святой надежды и гордой веры… Столь же необходимых нам и теперь. И всегда.


Бегство мистера Мак-Кинли

Можно ли убежать от себя? Куда, и главное — зачем? Может быть вы найдете ответы на эти вопросы в киноповести Леонида Леонова и в балладах Владимира Высоцкого, написанных для одноименного фильма. Иллюстрации В. Смирнова.


Рекомендуем почитать
Случайный роман

Главный посыл, который старается донести до читателя и слушателя Лариса Рубальская, – заговорить на радость, а если горе уже случилось, то помочь пережить и обрести душевное равновесие, а потом – и счастье. Ведь за плечами жизненный опыт и умение слышать людей! Задушевная искренность и честность стихотворений поэтессы принесли ей заслуженную популярность. В книгу включены и уже полюбившиеся стихотворения и песни, и совсем новые.


Тихая моя родина

Каждая строчка прекрасного русского поэта Николая Рубцова, щемящая интонация его стихов – все это выстрадано человеком, живущим болью своего времени, своей родины. Этим он нам и дорог. Тихая поэзия Рубцова проникает в душу, к ней хочется возвращаться вновь и вновь. Его лирика на редкость музыкальна. Не случайно многие его стихи, в том числе и вошедшие в этот сборник, стали нашими любимыми песнями.


Венера и Адонис

Поэма «Венера и Адонис» принесла славу Шекспиру среди образованной публики, говорят, лондонские прелестницы держали книгу под подушкой, а оксфордские студенты заучивали наизусть целые пассажи и распевали их на улицах.


Пьяный корабль

Лучшие стихотворения прошлого и настоящего – в «Золотой серии поэзии»Артюр Рембо, гениально одаренный поэт, о котором Виктор Гюго сказал: «Это Шекспир-дитя». Его творчество – воплощение свободы и бунтарства, писал Рембо всего три года, а после ушел навсегда из искусства, но и за это время успел создать удивительные стихи, повлиявшие на литературу XX века.