Я не свидетель - [12]

Тюнен хотел поблагодарить, но окошечко захлопнулось...

Уже горели уличные фонари, и машины шли с зажженными фарами, перемигиваясь ближним и дальним светом, когда Тюнен наконец добрался до старого ветхого дома, который назывался "переселенческим фондом". Войдя в подворотню, он с трудом отыскал вход, поднялся на первый этаж по пяти выщербленным ступеням. Дверь на лестничную площадку, где была всего одна квартира, оказалась открытой, маленький коридор освещался тусклой лампочкой.

Тюнен постучал в дверь, на которой мелом была выведена большая цифра "1".

- Войдите, - донесся голос.

В маленькой комнате, куда ступил Тюнен, был полумрак, горел лишь ночник на тумбочке у большой деревянной кровати; в ней полулежал седой большеголовый человек, ноги его прикрывало рыжее из верблюжьей шерсти одеяло.

- Антон? - спросил Тюнен, не узнавая того, кто предстал перед ним: он ехал к Антону Иегупову, которого помнил, а увидел старика. Прошло около полувека, как они расстались, и хотя Тюнен это отлично понимал, собираясь в поездку, осознавал, что и сам он уже старик, все же коварная память не хотела таких подмен, подсовывала все того же давнего, далекого Антона.

- Вы кто? - спросил Иегупов, опуская ноги с кровати.

- Антон, это я, Георг Тюнен.

- Господи! Неужто?! - Иегупов отбросил одеяло, кряхтя встал и как был в кальсонах, хромая, шагнул навстречу. - Где же узнать тебя, совсем старик.

Они обнялись. Иегупов надел штаны, помог Тюнену снять плащ, засуетился.

- Небось, с дороги, устал? Я сейчас чаю согрею, - и взяв белый эмалированный чайник со стола, заковылял к двери.

Тюнен огляделся. В комнате, помимо кровати и стола, был старый шифоньер с фанерной филенкой, стул, табурет, большие узлы из скатертей валялись в углу. На шифоньере до потолка громоздились перевязанные чемоданы, картонные коробки и короба от болгарского вина, стол и подоконник были уставлены посудой. И впрямь временное жилье. Стоял затхлый запах ношеной одежды, постельного белья, обуви, валявшейся у дверного косяка.

Вернулся с чайником Иегупов, включил верхний свет.

- Ну, давай, я тебя разгляжу... Да-а, укатали нас обоих крутые горки... Садись, будем чай пить... Вон хлеб, масло, плавленные сырки. Может, картошку сварить?.. Ты когда приехал? По каким таким делам?

- Ты разве письмо мое не получил? - спросил Тюнен. - Я его до востребования еще в январе отправил.

- Нет, я и не заглядывал на почту. Нас-то сюда давно переселили. А почта-то там, возле дома, черти где! Я и за газетами не стал туда ездить, далеко мне уже, не по силам. Да и не ждал я ни от кого писем. А про тебя уж давно запамятовал. А потом в больнице дважды лежал, с ногой все хуже. Я и сейчас еще на больничном... Тружусь. На мою пенсию только овса и купишь на кашу... Ну а ты-то как?

Они пили чай, забрасывали друг друга вопросами, вспоминали, вздыхали и опять говорили, говорили...

Тюнен пересказал приятелю письмо, которое отправил ему в январе, показал письмо из Мюнхена от Анерта и фотографию.

Всмотревшись в нее, Иегупов как-то изменился в лице, то ли боль воспоминаний, то ли мгновенный испуг промелькнул в его глазах, когда непроизвольно, в долю секунды чиркнул он подозрительным взглядом по лицу Тюнена, словно засомневался: а Георг Тюнен ли это, или кто другой пришел под его именем? Затем с фотографией в руке Иегупов проковылял к тумбочке и сунув снимок в близкий от лампы яркий свет, вглядывался, низко склонив голову.

- Нет, это не отец, - сказал он, вернувшись к столу и возвращая Тюнену фотографию. - Может какой однофамилец, - он пристально посмотрел на Тюнена, как бы проверяя, поверил тот его словам или нет.

Тюнен вложил фотографию и письмо Анерта в конверт.

- А ты зря не хочешь, чтоб сын поехал туда. Что ни говори, а живут они получше нашего, там всего погуще. Да и приехал бы он не на пустое место - видишь, какое наследство выяснилось, - Иегупов затряс большой седоволосой головой.

- Не хочу, - коротко и резко ответил Тюнен.

- Ну, как знаешь...

Они посидели еще какое-то время за столом, потом Иегупов сказал:

- Спать будешь на раскладушке, тюфячок сверху положим, так что кости не сломаешь. Давай-ка стол к окошку сдвинем...

Когда легли и погасили свет, Тюнен с наслаждением расслабился, потянулся, ощущая чуть ли блаженство оттого, что трудный день позади, что он, наконец, обрел приют и теперь не одинок. Он даже не ощущал под спиной бугры сбившейся ваты в старом тюфяке, заснул не сразу, слышал, как возится в своей постели Иегупов. Вдруг тот спросил:

- Спишь, Георг?

- Нет, но спать хочется. Устал.

- А ты надолго ко мне?

- Четыре дня пробуду. У меня обратный билет есть...

8

"Господин Алоиз Кизе, герр Кизе, герр оберст Кизе... Откуда ты свалился на мою бедную еврейскую голову, будь ты не ладен!.. Моя голова, конечно, не стоит ни копейки... А за тебя, уже покойника, внесли кругленькую сумму в валюте. И это только аванс. А пройдоха Михальченко хочет заполучить ее всю... Шустряк... Хотя бандитов он ловить умеет, тут ему не откажешь, оперативное чутье у него есть... А что есть у меня? Покойник. И что известно? Что он в 1948 году либо умер своей смертью, либо "погиб при странных обстоятельствах", как сказано заявителем. Но в обоих случаях - покойник. Что еще? Военный инженер-фортификатор. Родился в 1892 году. Значит, в 1948-м было ему пятьдесят шесть. Мужчина, военный человек, в этом возрасте мог быть еще ой-ой-ой. Сейчас я старше его тогдашнего на шесть лет, и помню, что когда мне стукнуло пятьдесят шесть, я тоже чувствовал себя не то чтобы ой-ой-ой, но слава Богу... Что же еще мы знаем о господине Кизе? Что он находился в лагере для военнопленных здесь, в Старорецке. Вот и все... Где захоронен - неизвестно. А родственники хотят знать не только обстоятельства его смерти, но и место захоронения. Скорее всего такого места уже нет. Со своими покойниками не церемонились, сносили кладбища, чтоб выстроить жилье для живых. Город вырос почти в два раза... Что мне хотелось бы знать для начала? - и задав себе этот вопрос после долгого внутреннего монолога, Левин прошелся по кабинету, остановился у окна. - Нужна мне группа вопросов, - сказал он себе. - Когда я их придумаю, то рассортирую на две кучи. Одна - те, что надо выяснить тут, в Старорецке и вообще в пределах страны. Вторая... Если родственник, этот интересующийся дядей племянник из Мюнхена, как сказал мне немец, хочет все знать, пусть, сукин сын, тоже посуетится. Отвалить валюту, потому что ее много, и сидеть ковырять в носу и ожидать пока какой-то Левин будет потеть и кровью харкать, конечно, очень удобно. Но Левин тоже не вчера родился и насидел в прокуратуре хорошие мозоли на заднице. Поэтому мюнхенскому племяннику тоже придется пошевелиться. Вот это и будет вторая куча вопросов, которую я пошлю ему в Мюнхен". - Левин вернулся к столу, достал из ящика визитную карточку, которую ему вручил немец по поручению своего шефа. На ней было написано: "Доктор Густав-Карл Анерт. Президент компании... Полиграфические машины, множительная техника, издательства..." Внизу справа адрес, служебный телефон, телекс, телефакс.