Я мыл руки в мутной воде. Роман-биография Элвиса - [19]

Полковник долго, словно мимо, смотрел на говорившего, а потом отрезал:

— Мое единственное хобби — ты.

И Джон всегда помнил об этом. Сердился. Злился. Куражился, пытаясь обрести себя. Потом всплывали слова менеджера, и он сникал. Так было и в тот вечер…

— Вот она, твоя армия… Все мои труды насмарку.

— Но, Полковник, я вовсе не боюсь начинать. Дело не во мне, а в пейоле, которая убила рок-н-ролл. Вы же сами частенько говорили об этом.

— Говорил, черт меня побери! А что я мог сказать после твоего предательства? Подумаешь — пейола[1]. Ну, платили фирмы левака диск-жокеям за лишнюю прокрутку. Ну, делали ребята свой маленький бизнес. Конечно, надо было думать, когда телевидение вляпалось со своей дурацкой викториной. А то — дали какому-то олуху царя небесного выиграть, подсовывали ответы, он же их и заложил. И потянулась ниточка. Но тебя это ни с какой стороны не касалось. Ты с твоей мордашкой вне подозрений.

От «мордашки» Джон поморщился и решил дать Полковнику сдачи:

— Пейола, значит, ни причем? А армия — предательство? Странные вещи вы говорите, Полковник.

Джон приспустил ресницы и, незаметно наблюдая за менеджером, твердо добавил:

— Пейола — позор для нашей страны. В нашем обществе человек может добиться всего, не прибегая к подкупу. Взять хоть меня, к примеру. Вы ведь сто раз использовали это в своих рекламных трюках.

Полковник стоял с оттопыренной губой, и глаза его выдавали лихорадочную работу мысли — что несет сопротивление питомца?

Нет, положительно нельзя было сбить до конца с толка этого человека. Этаким папашкой он вдруг сделался, что и узнать нельзя:

— Ты меня не понял, малыш. Смотри, что случилось с твоим уходом. Ричард ушел в семинарию. Из рока! Твой друг Джерри доэпатировался до того, что публика не хочет его видеть.

— Почему — доэпатировался? Публике, видите ли, не понравилось, что он женился на своей дальней родственнице. А он молодец! Плюнул на них. Не знаю, я смог бы так?

— Ну, хорошо, хорошо, — примирительно замял Полковник. — Действительно, черт с ней, с публикой. Но, выходя из ворот рока, ты не заметил, как туда прошмыгнула карга с косой?! — патетически закончил он.

— Да нет же, — вскинулся питомец. — Дело не в карге, а в нашей работе. Концерт, гонка. Гонка, концерт. Карл попал в аварию, когда мчался на концерт из одного города в другой. Слава Богу, обошлось. Эдди с Джином тоже после концерта… Бедный Эдди!.. Да и Джин.

— Хватит, сэр. Мне все ясно. Мы, менеджеры, заставляем вас так много работать, что вы гибнете на дорогах. Вина на нас. Я совсем не хочу, чтобы ты погиб. Может, мне лучше уйти?

— О, Господи! Полковник, я совсем не имел в виду вас, — скривившись от столь вольного толкования, заскулил Джон. Так невыносимо было думать, что вместо пения надо будет заниматься поисками контракта, что он готов был чуть ли не просить прощения.

— Ладно, малыш. Все о'кей! Я ведь не ссориться пришел. У меня хорошие новости. И, не дожидаясь вопросов, не делая пауз, Полковник выложил:

— Нас ждет мир кино. Тебя — контракт на восемь лег. Меня — дело нашего «тандема». Три с лишним года назад от упоминания Страны Грез у Джона занялось дыхание. Теперь-то он знал этому цену. Ах, как хотелось верить — ему дадут интересные роли, будут снимать с настоящими артистами, а те начнут играть по-настоящему. Демон-хранитель угадал все по его лицу:

— У тебя нет выхода. Ты уже два года не входил в Десятку хит-парада. Фирма, и та сомневается, заключать ли новый контракт.

Лицо питомца пожелтело вдруг так страшно, что Полковник поспешил сказать:

— Я пообещал им много нового материала для пластинок. Куда им было деваться? Контракт продлевают.

Джон перевел дух и взглянул в рыбьи глаза Полковника. Взгляд этих глаз всегда был тверд и победителен.

Оставалось сказать:

— Делайте к нашей обшей славе, Полковник…

Подписание контракта с кинофирмами было помпезно обставлено и широко разрекламировано. Снимок этого момента обошел все газеты: открытая, почти робкая улыбка человека, подписывающего свой каторжный приговор.

Джона передернуло. Тщеславие обошлось слишком дорого. Что такое полученные миллионы по сравнению с той вот горькой глубокой складкой у рта, которую он видит сейчас в зеркале, «гусиными лапками» в уголках глаз, пористой кожей, испорченной гримом и безумной гонкой «фабрики грез». Он-то, дурень, полагал, что турне — это адский труд. А тогда была легкость, радость. Он пел для людей.

Во время его кинопения три-четыре сотни человек набиралось всегда. Но это была не его публика: они слушали, тихо-тихо сидя вокруг, боясь не угодить режиссеру и ему. Петь было скучно. Да и песни были паточно-сладенькими. И только его бережное отношение к музыке давало им ту силу, которой они отродясь не имели.

Пожалуй, как ни странно, лучше всех вел себя Полковник. Он даже старался попасть в такт, шлепая ногой. И не попадал. Никогда.

Джон услышал, что кто-то скребется под дверью. Очевидно, давно. Ха-ха! Полковник! Боится потревожить питомца. Впустить, что ли? Нет уж. Пусть поцарапает дверь. Левый уголок рта привычно пополз вверх, стоило только ему представить толстяка Полковника.

— Мальчик мой! Что с тобой? Ты жив? Почему ты молчишь?