«Я, может быть, очень был бы рад умереть» - [8]
В другом издании начала ХХ века можно встретить такое уточнение, цитирую: «стоит на страже и стучит своей булавой», «он так силён, что даже солнце перед ним робеет».
Я – стою на страже. Это вдохновляет.
На втором этаже супружеская пара ссорится из-за того, что первое слово их сына не «папа», а «дерьмо». Так как он не умел произносить «рррррр», то в процедурном кабинете он:
– Демо, демо, демо!
Однажды тёплой ночью какой-то пьянчуга прислонился к ставням первого этажа и завывал часами:
Зэ Карлуш наверняка слышал серенаду, потому что он был не глухой, у него ведь был синтезатор.
Вина за её жизнь не только его вина.
Есть много форм любви, не все из них целесообразны. Он выбрал свою. Играл на синтезаторе, натягивал цепь.
Последние три ступеньки, не споткнись, и выход, дверь клак! замок электрический, цветут рододендроны, белые и розовые (кипячение их листьев даёт ядовитый отвар, говорит травница из Сенфима).
Застрявшая пуля
Прямо по курсу – школа. Справа – Скала, большой тёмный конус с часовней и мраморным крестом, вонзённым в гранит. Крест ознаменовал наступление ХХ столетия с его неизменными дискуссиями о дате отсчёта с 1901 или прямо с 1900 года, как и на рубеже нового тысячелетия.
Скала и днём, и ночью имеет большое значение для этой местности, служит ей ориентиром. Она непропорциональна, склоняется на юго-запад – примерное направление – и не очень высокая, просто холм. Кто захочет заняться любовью на траве Кова да Моура, миниатюрной пещере прямо у вершины, будет подниматься 35 минут пешком, придёт измотанным и весь в поту.
За последние сто лет через Скалу дважды проходила комета Галлея, зажжённая в небе спичка, только из грязного льда. В первый раз, согласно газетам того времени, был грандиозный «праздник конца света», и несколько придурков прилично задолжали за эмпанады, вино и даже за петарды: на рассвете следующего дня всё веселье закончилось, потому что они не ожидали, что придётся платить. Несмотря на незабываемые потасовки, какое разочарование утром, жизнь продолжается.
Во второй раз, ты был там, всё было гораздо спокойнее, в пределах разумного. Комета прилетела рано, сверкала в небе, через несколько дней улетела.
Чтобы лучше увидеть магнетический эффект Скалы, несколько заблудившихся испанцев спросили у Лакана как добраться до Испании, и Лакан, опершись локтем на окно машины испанцев, указал на Скалу.
– Видишь холм с крестом наверху?
– Си.
– Тот, мучо альто, который видно перфекто, с поднятым крестом?
– Си!
– Это и есть эль Скала.
– Эль Скала, си, си!
И Лакан поднял палец и указал совершенно в другом направлении.
– Испания – туда, ustedes.
Однажды Лакан так представился на уроке физкультуры: меня зовут Жозе Мариу да Силва Лакан, но можете называть меня любым из этих имён, без разницы. С того момента его стали называть «да».
Скала полна козьих троп, пешеходных дорожек и укромных уголков для стариков, желающих уйти с миром. Они идут по Сенфимской дороге с решительным видом и мешком за плечами, поворачивают, поднимаются наверх, а потом их находят на дне колодца или повешенными на лучшем из попавшихся деревьев. Например, на каштане. Когда Скала вспыхивает летом во время лесных пожаров – это грандиозное зрелище, каштаны горят дольше чем оливковые деревья и пробковые дубы, жерло вулкана издалека, уродливые красоты верхних ярусов.
По тропинкам Скалы часто ходят Карлоту и Шику.
Шику ходил пешком шесть километров в школу и шесть обратно, один, и так как у него не было зубной щётки, он рано утром, практически ещё ночью, чистил зубы красным вином, когда фермерские собаки, послушные днём, ночью охраняют территорию и готовы вцепиться в горло прохожим. Шику три раза полоскал рот вином, выпивал один глоток, брал учебники и шёл вниз по дороге в темноте, дёсны у него были гранатовые, он ничего не боялся, только не учился.
Карлоту носил рубашку с рогами изобилия и сказал мне однажды, что если ты очень беден, тебе придётся научиться давать сдачу. У него были толстые руки, и он носил эту рубашку с коричневыми и зелёными рогами изобилия с сентября по июль, и на следующий год тот же расклад, каждый божий день два года подряд в солнце, и в дождь, в жару, и в холод, всегда со своими рогами изобилия.
Рубашка не была засаленной, но выглядела поношенной. Чем больше её носили, тем больше она блестела, полые рога изрыгали фрукты на набивной узор его единственной рубашки.
Я стираю её по воскресеньям, – ответил он.
Дебильный вопрос, Штырь, худший за всю твою жизнь, другой был, когда ты спросил у карлика в цирке, сколько тому лет.
Я стираю её по воскресеньям, а он мне больше не друг.
Через несколько лет я встретил его, ему отрезало ногу комбайном, повезло ещё, что только ногу, некоторых вообще насмерть. Со временем нога Карлоту стала тоньше чем рука, но оставшаяся культяпка навязывала своё лысое розовое наличие пристёгнутыми дамской булавкой на 70 сантиметров от пола брюками. Он также сменил рубашку, но об этом мы не говорили.
Германия, 1939 год. Тринадцатилетняя Магда опустошена: лучшую подругу Лотту отправили в концентрационный лагерь, навсегда разлучив с ней. И когда нацисты приходят к власти, Магда понимает: она не такая, как другие девушки в ее деревне. Она ненавидит фанатичные новые правила гитлерюгенда, поэтому тайно присоединяется к движению «Белая роза», чтобы бороться против деспотичного, пугающего мира вокруг. Но когда пилот английских ВВС приземляется в поле недалеко от дома Магды, она оказывается перед невозможным выбором: позаботиться о безопасности своей семьи или спасти незнакомца и изменить ситуацию на войне.
Кэти Акер и Маккензи Уорк встретились в 1995 году во время тура Акер по Австралии. Между ними завязался мимолетный роман, а затем — двухнедельная возбужденная переписка. В их имейлах — отблески прозрений, слухов, секса и размышлений о культуре. Они пишут в исступлении, несколько раз в день. Их письма встречаются где-то на линии перемены даты, сами становясь объектом анализа. Итог этих писем — каталог того, как два неординарных писателя соблазняют друг друга сквозь 7500 миль авиапространства, втягивая в дело Альфреда Хичкока, плюшевых зверей, Жоржа Батая, Элвиса Пресли, феноменологию, марксизм, «Секретные материалы», психоанализ и «Книгу Перемен». Их переписка — это «Пир» Платона для XXI века, написанный для квир-персон, нердов и книжных гиков.
Сухум. Тысяча девятьсот девяносто пятый год. Тринадцать месяцев войны, окончившейся судьбоносной для нации победой, оставили заметный отпечаток на этом городе. Исторически желанный вождями и императорами город еще не отошел от запаха дыма, но слово «разруха» с ним не увязывалось. Он походил на героя-освободителя военных лет. Окруженный темным морем и белыми горами город переходил к новой жизни. Как солдат, вернувшийся с войны, подыскивал себе другой род деятельности.
Когда пожилой Мюррей Блэр приглашает сына и дочерей к себе на ферму в Нью-Гэмпшир, он очень надеется, что семья проведет выходные в мире и согласии. Но, как обычно, дочь Лиззи срывает все планы: она опаздывает и появляется с неожиданной новостью и потрепанной семейной реликвией — книгой рецептов Фанни Фармер. Старое издание поваренной книги с заметками на полях хранит секреты их давно умершей матери. В рукописных строчках спрятана подсказка; возможно, она поможет детям узнать тайну, которую они давно и безуспешно пытались раскрыть. В 2019 году Элизабет Хайд с романом «Спросите Фанни» стала победителем Книжной премии Колорадо в номинации «Художественная литература».
«У крутого обрыва, на самой вершине Орлиной Скалы, стоял одиноко и неподвижно, как орёл, какой-то человек. Люди из лагеря заметили его, но никто не наблюдал за ним. Все со страхом отворачивали глаза, так как скала, возвышавшаяся над равниной, была головокружительной высоты. Неподвижно, как привидение, стоял молодой воин, а над ним клубились тучи. Это был Татокала – Антилопа. Он постился (голодал и молился) и ждал знака Великой Тайны. Это был первый шаг на жизненном пути молодого честолюбивого Лакота, жаждавшего военных подвигов и славы…».
Овдовевшая молодая женщина с дочерью приезжает в Мемфис, где вырос ее покойный муж, в надежде построить здесь новую жизнь. Но члены религиозной общины принимают новенькую в штыки. Она совсем не похожа на них – манерой одеваться, независимостью, привычкой задавать неудобные вопросы. Зеленоглазая блондинка взрывает замкнутую среду общины, обнажает ее силу и слабость как обособленного социума, а также противоречия традиционного порядка. Она заставляет задуматься о границах своего и чужого, о связи прошлого и будущего.