«…Я молчал 20 лет, но это отразилось на мне скорее благоприятно»: Письма Д.И. Кленовского В.Ф. Маркову (1952-1962) - [15]
я не читал. Его мне не прислали, ибо я отказался дать туда стихи. Но мои корреспонденты жалуются на Вас: Вы там будто бы упомянули, что Пушкин написал «Пиковую даму» во Флоренции. Вы, конечно, не могли так ошибиться, вероятно, корректор подвел?
Что Гуль не принял Вашей статьи о Есенине[105] и стихов Моршена — это уже явное неприличие. Я бы на Вашем и его месте перестал там печататься. И Вы и Моршен уже достаточно ответственные за свои произведения авторы и ничего плохого редакции предложить не можете, могут быть только более или менее удачные вещи, и эти последние редакция должна, так сказать, in Kauf nehmen[106], зная, что последуют и первые, а не капризничать.
Вы пишете, что как поэт Вы «совсем непризнанны». По-моему, Вы заблуждаетесь. У Ваших стихов много друзей, я это знаю по своей переписке (а она у меня весьма обильная). Причем все это люди с настоящим литературным вкусом. Конечно, в кругах мещанских «поклонников» у Вас не будет.
Спасибо за добрые пожелания жене. Ей постепенно становится легче, хотя рана иногда еще очень сильно болит и движения затруднены.
У меня идут переговоры с «Рифмой» (по ее инициативе) об издании моей третьей книги. Необходимо, однако, и мое материальное участие в этом деле, поскольку ни стандартный объем издательства (48 стр.), ни, особенно, тираж (200 экз.) меня не устраивают, а повысить эти цифры они отказываются. Вот тут-то и загвоздка.
Сердечный привет от нас обоих Вашей супруге и Вам.
Искренне преданный Вам Д. Кленовский
20
26.9.55
Дорогой Владимир Федорович!
Письмо Ваше, конечно, получил. О «Гурилевских романсах» кроме Одоевцевой вспоминали еще Адамович в «Н<овом> р<усском> слове» (статья «Новые голоса»[107]), Иваск и еще кто-то. Вообще, поэма запомнилась. Что касается «Пиковой дамы», то в том же № «Литер<атурного> современника», в статье о Чайковском[108] сказано, что он ее писал в Клину, а один мой знакомый (музыкант) уверяет, что опера частично написана в России, частично в Clarens на Женевском озере. Не знаю, кто прав.
Тираж в 200 экз. для меня мал, поскольку «След жизни»[109] за 2 года разошелся в 500 экземплярах, а из 700 экземпляров «Навстречу небу»[110] остались сущие пустяки в некоторых магазинах «Посева». На новую книгу предварительные заказы превысили уже 500 экз. (100 берет Сан-Франциско, 300 — «Посев» и т. д.), т<ак> ч<то> придется увеличить тираж до 800–850. Как же тут управиться с 200!? Ведь допечатывать дополнительно нельзя. Поскольку «Рифма» не шла ни на такой тираж, ни на желательные мне формат и объем — я от ее услуг отказался и издаю книгу сам с помощью двух заокеанских друзей, с которыми расплачусь по мере реализации издания. Рукопись уже в мюнхенской типографии и на днях должна пойти в набор. Думаю, что из печати книга выйдет недели через 3–4. Называться она будет «Неуловимый спутник»[111] и на 48 страницах содержать 36 стихотворений, написанных в 1952-55 гг., из них 29 — нигде еще не опубликованных. Внешне книга будет точной копией первых двух. Между прочим, стоимость издания гораздо дешевле, чем в Америке и Париже, т<ак> ч<то> С. Маковский свою новую книгу стихов тоже будет печатать в Мюнхене. Рекомендую это и В<ашему> вниманию.
Правильный ли у меня адрес Моршена (1072 Hellam. Monterey)? 5 недель тому назад я ему написал насчет некоторых возможностей издания его сборника стихов, но до сих пор, к великому моему удивлению, не имею ответа.
Тарасова[112] пишет, что «гвоздем отдела литературной критики» в № 25 «Граней» будет Ваша статья о Есенине. Жду ее с большим интересом. Тарасова же пишет, что № 27 задуман как «китайский», со статьями о китайской классической поэзии и современной литературе, с переводами китайских новелл и т. д. Мудрят что-то… Журнал «повернулся лицом» к СССР (куда не проскользнет ни одного №!) и — по-видимому — спиной к эмиграции. Жаль, ибо в эмиграции он постепенно получил признание.
Со здоровьем у нас нехорошо, скучно подробнее писать об этом…
Привет супруге.
Душевно преданный Д. Кленовский
21
<декабрь 1955 г.>[113]
Дорогой Владимир Федорович!
Простите, что долго не отвечал на Ваше письмо от 19 октября — занят был своей книгой, книгой стихов С. Маковского[114], которая печатается в той же мюнхенской типографии, а главное — моей больной женой, которая, не успев отдышаться от одной операции (камни в почках), заимела камни в желчном пузыре и находится тем самым в преддверии второй, ибо иначе помочь нельзя, можно только по мере возможности отдалять эту необходимость. Настроение поэтому у нас обоих самое тяжелое… Сколько же можно?
Книга моя вышла, и я отправил ее Вам 20 ноября, вероятно, вскоре до Вас доберется. Кажется, я писал Вам, что с «Рифмой» я разошелся и издание финансировали двое друзей, с которыми я рассчитаюсь по мере реализации книги. «Рифма» ограничивала меня и объемом (уместилась бы лишь половина стихов), и тиражом (200 вместо необходимых 750), и малым форматом. Можно было бы все увеличить на свой счет, но разница между таким «коллективным» изданием и своим собственным была бы столь незначительна, что я решился на второе, тем более что как раз в это время друзья предложили мне свою помощь.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Оба участника публикуемой переписки — люди небезызвестные. Журналист, мемуарист и общественный деятель Марк Вениаминович Вишняк (1883–1976) наибольшую известность приобрел как один из соредакторов знаменитых «Современных записок» (Париж, 1920–1940). Критик, литературовед и поэт Владимир Федорович Марков (1920–2013) был моложе на 37 лет и принадлежал к другому поколению во всех смыслах этого слова и даже к другой волне эмиграции.При всей небезызвестности трудно было бы найти более разных людей. К моменту начала переписки Марков вдвое моложе Вишняка, первому — 34 года, а второму — за 70.
Переписка с Одоевцевой возникла у В.Ф. Маркова как своеобразное приложение к переписке с Г.В. Ивановым, которую он завязал в октябре 1955 г. С февраля 1956 г. Маркову начинает писать и Одоевцева, причем переписка с разной степенью интенсивности ведется на протяжении двадцати лет, особенно активно в 1956–1961 гг.В письмах обсуждается вся послевоенная литературная жизнь, причем зачастую из первых рук. Конечно, наибольший интерес представляют особенности последних лет жизни Г.В. Иванова. В этом отношении данная публикация — одна из самых крупных и подробных.Из книги: «Если чудо вообще возможно за границей…»: Эпоха 1950-x гг.
Георгий Иванов назвал поэму «Гурилевские романсы» «реальной и блестящей удачей» ее автора. Автор, Владимир Федорович Марков (р. 1920), выпускник Ленинградского университета, в 1941 г. ушел добровольцем на фронт, был ранен, оказался в плену. До 1949 г. жил в Германии, затем в США. В 1957-1990 гг. состоял профессором русской литературы Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, в котором он живет до сих пор.Марков счастливо сочетает в себе одновременно дар поэта и дар исследователя поэзии. Наибольшую известность получили его работы по истории русского футуризма.
1950-е гг. в истории русской эмиграции — это время, когда литература первого поколения уже прошла пик своего расцвета, да и само поколение сходило со сцены. Но одновременно это и время подведения итогов, осмысления предыдущей эпохи. Публикуемые письма — преимущественно об этом.Юрий Константинович Терапиано (1892–1980) — человек «незамеченного поколения» первой волны эмиграции, поэт, критик, мемуарист, принимавший участие практически во всех основных литературных начинаниях эмиграции, от Союза молодых поэтов и писателей в Париже и «Зеленой лампы» до послевоенных «Рифмы» и «Русской мысли».
Эммануил Райс (1909–1981) — литературовед, литературный критик, поэт, переводчик и эссеист русской эмиграции в Париже. Доктор философии (1972). С 1962 г. Райс преподавал, выступал с лекциями по истории культуры, работал в Национальном центре научных исследований. Последние годы жизни преподавал в Нантеровском отделении Парижского университета.С В.Ф. Марковым Райс переписывался на протяжении четверти века. Их переписка, практически целиком литературная, в деталях раскрывающая малоизученный период эмигрантской литературы, — один из любопытнейших документов послевоенной эмиграции, занятное отражение мнений и взглядов тех лет.Из нее более наглядно, чем из печатных критических отзывов, видно, что именно из советской литературы читали и ценили в эмиграции, И это несмотря на то, что у Райса свой собственный взгляд на все процессы.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.
Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».
Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.