Я, Менгск - [102]

То время, какое не занимала забота о матери, Валериан проводил за оттачиванием своих уже внушающих уважение навыков владения клинком и другим оружием под строгим присмотром Мастера Миямото. Старый наставник прибыл на Умоджу вместе с Валерианом и теперь с гордостью называл юношу лучшим учеником, которого он когда-либо обучал.

Валериан буквально проглатывал каждую медиа-книгу, которую мог достать, изучая все, что было известно о протоссах и зергах. Он обшаривал информационные сети в поисках любого признака новых инопланетных руин, но после войны археология не интересовала никого кроме престолонаследника.

Этим вечером, Валериан прогуливался вместе с матерью в садах дома дедушки, следуя вдоль реки, которая блестела в закате как расплавленная медь.

Мать попросила проводить ее к реке, и они отправились, как только прислуга приготовила ужин. Жюлиана ела немного в эти дни, но аппетит Валериана был зверским, как всегда.

Юноша носил облегающий костюм угольно серого цвета, высокие сапоги из блестящей черной кожи, двубортный жакет, который очень сильно делал его похожим на солдата, и алый плащ, накинутый на плечи. Его волосы свободно спадали на плечи каскадом золота, совсем как в молодости у матери.

Теперь, когда не было причин скрывать происхождение, и были все основания показать его, Валериан гордо носил на груди бронзовую медаль семьи Менгсков с изображением головы волка.

Его мать сидела в инвалидном автокресле, управляя им при помощи закрепленного за правым ухом считывающего альфа-ритмы устройства. Возвращение на Умоджу сказалось на состоянии Жюлианы гораздо благотворней, чем все годы лекарств и болезненной химиотерапии. Внутримышечные нано-стимуляторы препятствовали атрофированию ее мышц, и Валериан радовался тому, что жизненная энергия понемногу возвращается к матери. Он знал, что долго она не протянет, но юноше нравилось, что мать снова улыбается и находится дома.

Воздух был прозрачным и свежим, коричневое небо теплых медовых тонов тянулось вдоль всего горизонта — день приближался к концу. В воздухе стоял сильный аромат трав и цветов. Валериан глубоко вдохнул, немедленно вернувшись назад в детство, в безмятежное время, когда он был наивен, и ему казалось, что вся галактика лежит у его ног.

— Хорошо быть дома, не так ли? — сказала Жюлиана. Ее голос по-прежнему был слабым, но всё же сильнее, чем многие годы прежде. — Я имею в виду, вернуться назад на Умоджу.

Валериан кивнул.

— Да, хотя мне все еще трудно о чем-то как о доме.

— Я знаю, дорогой, — сказала его мать. — И я сожалею, что ты рос в таких условиях, мотаясь туда-сюда.

— Это не твоя вина. В конце концов, разве у нас был выбор?

— Я знаю, но я хочу, чтобы ты понял, мне жаль, что я не смогла дать тебе нормальное детство.

— «Нормальное детство?» — спросил Валериан. — Что это такое? Оно вообще существует?

— Конечно, существует. У меня было совершенно нормальное детство, которое прошло здесь.

— Я догадываюсь, — наконец произнес Валериан, когда они по дуге миновали тополиную рощицу, и перед ними открылся вид на реку. — Я с теплотой вспоминаю это место. Но в моей жизни случилось столько всякого, что я больше не воспринимаю его как свой дом.

— Это грустно, — сказала Жюлиана, указывая на неровную впадину, ломающую гладкую береговую линию реки. — Ты помнишь ту маленькую бухточку?

Вода заполнила бухту целиком, закручиваясь течением в миниатюрные водовороты, но Валериан не забыл, как стоял здесь по колено в грязи с маленьким совком и лотком раскопанных «сокровищ».

— Да, — сказал он с улыбкой. — Я помню. Я тогда раскапывал там «инопланетные окаменелости».

— Я так гордилась тобой, — сказала Жюлиана. — И я горжусь тобой, Валериан. Ты вырос в такого замечательного, красивого мальчика. Мое сердце щемит каждый раз, когда я смотрю на тебя.

— Мама, не продолжай! — воскликнул Валериан, смущенный, но, тем не менее, наслаждающийся похвалой.

— Я серьезно, — сказала она, на сей раз более настойчиво. — У меня, вероятно, не так много времени в запасе и есть вещи, которые я должна сказать тебе, мой дорогой мальчик. И я хочу, чтобы ты запомнил что-нибудь хорошее из своего детства прежде, чем я скажу их.

— О чём ты? — немедленно напрягшись, уточнил Валериан, уловив скрытый подтекст в словах матери.

— Тебе было необходимо повзрослеть так быстро, и я знаю, как тяжело тебе это далось. Но скоро тебе предстоит повзрослеть еще немного. Меня скоро не будет рядом…

— Мама замолчи, — сказал Валериан, опускаясь перед ней на колени и беря ее за руку. — Эти доктора не знают, о чем говорят. Ни один из них не был прав относительно твоего состояния. Ты запутала их всех, и я знаю, что ты переживешь всех нас.

— Ты так мил, — сказала она, проводя рукой по его лицу, — но мы оба знаем, что это конец и не важно, сколько у меня осталось времени.

— Пожалуйста, — сказал Валериан дрожащим голосом. — Не говори так.

— Но я должна. Я сожалею, что мне приходится всё это говорить, — сказала Жюлиана, и слёзы заблестели в уголках её глаз.

— Почему? — вскричал Валериан.

— Потому что скоро твой отец будет здесь, а у меня нет прежних сил, чтобы противостоять ему как раньше. — Эта последняя фраза была сказана с горечью, и казалось, дала ей силу продолжать.