Я медленно открыла эту дверь - [104]
А наяву Сергей Александрович Ермолинский, мой крестный, на руках которого умер Михаил Булгаков, а на занятие литературой благословил Лев Толстой, прогуливается со мной, пятилетним, по переделкинской аллее к дому, а в окне виднеется красивый профиль его жены, Татьяны Александровны Луговской, родной тети моей тети Милы. И эти два профиля похожи, особенно это станет ясно со временем, когда тетя Мила войдет в возраст Татьяны Александровны. А пока что я маленький, тетя Мила и мои родители моложе, чем я сейчас, и жизнь эта случается вне линейного времени и поэтому соединяет меня с началом двадцатого века, с детством Татьяны Александровны в доме ее отца, дедушки Людмилы Владимировны, описанном в замечательной книжке Татьяны Александровны с таким простым и важным названием «Я помню».
Я тоже помню и длю эту счастливую память как реальность, происходящую в моей жизни прямо сейчас.
Достаточно любви
Разговор с детьми Л. В. Голубкиной – Галиной Гурлянд и Владимиром Передерием и ее внучками – Александрой и Алисой Гурлянд.
Галя: Мама была довольно строгой мамой. Она умела нас с братом держать в кулаке и особенно расслабляться не давала. Но однажды случилась такая история. Девятый класс был для меня трудным временем. Не складывались отношения с ребятами, с самою собой, я начала прогуливать уроки.
Володя: Хотя вообще ты была покладистая девочка.
Галя: Да. Меня перевели в другую школу, 59-ю, бывшая гимназия Медведниковых, но там тоже ничего не получалось, одноклассники меня не принимали, учеба соответственно не шла, я много болела. И маму вызвали на педсовет. Не помню, по какому поводу. Но чтобы меня прорабатывать. В том числе за то, что, как им казалось, я пользуюсь косметикой. Это по тем временам считалось преступлением. Но я его не совершала. Клянусь. У меня просто были яркие краски лица. На педсовете маму уверяли, что я крашу губы. Она отбивалась как могла. Наконец всё кончилось, мы вышли и молча пошли по Староконюшенному. Я шла и думала: сейчас начнется. Сейчас мне будет холодным, таким директорским голосом устроен выговор… И вдруг мама говорит: «Давай зайдем?» – и мы заходим в какой-то маленький уютный ресторанчик. Садимся за столик, мама спрашивает: «Что будешь?» Потом поворачивается ко мне и говорит: «Знаешь, дураков на свете много. Не обращай внимания».
Для меня это был шок. В этот момент мама была мамой вот такими буквами. Гигантскими. Она была МАМА. Этот эпизод произвел на меня такое впечатление, так на меня повлиял, что потом, когда я растила своих дочерей и случались проблемы, я становилась девочкам скорее подругой, чем матерью.
Девочки: Да.
Саша: К сожалению, бабушки Милы в нашей жизни было не так уж много. Она не была бабушкой, которая кормит пирогами, обвязывает свитерами и окружает теплом. Она всегда была немножко на расстоянии. Строгая.
Алиса: …работающая очень много – мы ее редко видели.
Саша: Она занималась нашим образованием. Она водила нас в музеи. Она читала нам хорошие стихи. Она занималась нашими манерами. Пыталась ввести нас в какие-то рамки своих представлений о том, какой должна быть девочка. Кое-чему я научилась. Прилежности. Не перебивать. Держать спину ровно. Вести себя правильно за столом. И никогда не давать собеседнику понять, что он глуп.
(Все смеются.)
Выслушать с абсолютно серьезным лицом. Даже можно дать понять человеку, что он гениален во всех своих проявлениях, но просто больше никогда с ним не общаться. Вот это бабушка. А потом однажды она купила дачу и летом увезла нас туда. И вот тогда нам открылась бабушка как бабушка.
Алиса: Хорошее лето, да. Это была деревня Княжево под Волоколамском.
Саша: Маленький черный домик. С русской печью.
Алиса: Сырой. Некрасивый, неказистый.
Саша: Заваленный на бок. Старые сараи на участке. Соседи алкаши.
Алиса: В общем, вся русская романтика.
Саша: До ближайшего водоема пять километров пешком. И мы ходили. С бабушкой. Интересно, что раньше, в детстве, мы тоже отдыхали с ней – в Доме творчества «Болшево». Мы ходили на лыжах, мы были вместе, но не было того тепла, которое вдруг случилось, когда бабушка купила дом в деревне. Причем купила, как я понимаю, для нас. Чтобы можно было туда с нами ездить.
Алиса: Мы безнадежно городские были девочки.
Саша: Мне было лет десять-одиннадцать. Бабушка тогда свозила меня в Питер, лично меня, а потом вдруг появился этот дом, и каждое лето она ездила туда с нами – недели на две, на три, да?
Галя: Ну, как вырывалась.
Саша: Как только вырывалась, посвящала всё это время нам. Причем без Вовочки – только нам с Алисой.
Алиса: Бывало, что он приезжал.
Саша: Только один год мы там были вчетвером. Вообще, тут скрывать нечего: Вовочке всегда было больше внимания. На него были все бабушкины надежды, она любила с ним беседовать – а мы для неё были так, бантики, девчонки-пустышки.
Алиса: Мы это чувствовали, но…
Саша: Добиться ее внимания, добиться ее одобрения, добиться ее любви было вполне определенной целью нашего детства.
Алиса: Нереальной.
Саша: В нашем представлении она была человеком очень строгим и требовательным. Начальница. Приезжая к нам в Камергерский переулок, серьезно спрашивала «а что вы сделали?», «а почему так, почему не этак?» А в деревне всё переменилось. Она стала мягкая. Она переоделась, расслабилась, вокруг не было никого, перед кем ей надо отчитываться, не было телефона, который в Москве всё время звонил, не было даже ни одного сценария с собой. Она вдруг такая сделалась… обнаженная.
Лилианна Лунгина — прославленный мастер литературного перевода. Благодаря ей русские читатели узнали «Малыша и Карлсона» и «Пеппи Длинныйчулок» Астрид Линдгрен, романы Гамсуна, Стриндберга, Бёлля, Сименона, Виана, Ажара. В детстве она жила во Франции, Палестине, Германии, а в начале тридцатых годов тринадцатилетней девочкой вернулась на родину, в СССР.Жизнь этой удивительной женщины глубоко выразила двадцатый век. В ее захватывающем устном романе соединились хроника драматической эпохи и исповедальный рассказ о жизни души.
Дирижер Рудольф Баршай принадлежал к плеяде великих музыкантов ХХ века. Созданный им в конце пятидесятых Московский камерный оркестр покорил публику во всем мире. Постоянными партнерами оркестра были Святослав Рихтер, Давид Ойстрах, Эмиль Гилельс. На пике карьеры в 1977 году Баршай уехал на Запад, чтобы играть сочинения, которые были запрещены в СССР. Он руководил оркестрами в Израиле и Великобритании, Канаде и Франции, Швейцарии и Японии. На склоне лет, в Швейцарии, перед камерой кинорежиссера Олега Дормана Баршай вспоминает о своем скитальческом детстве, о юности в годы войны, о любви и потерях, о своих легендарных учителях, друзьях, коллегах — Д. Шостаковиче, И. Менухине, М. Ростроповиче, И. Стравинском, — о трудностях эмиграции и счастливых десятилетиях свободного творчества.Книга создана по документальному фильму «Нота», снятому в 2010 году Олегом Дорманом, автором «Подстрочника», и представляет собой исповедальный монолог маэстро за месяц до его кончины.
Книга Владимира Арсентьева «Ковчег Беклемишева» — это автобиографическое описание следственной и судейской деятельности автора. Страшные смерти, жуткие портреты психопатов, их преступления. Тяжёлый быт и суровая природа… Автор — почётный судья — говорит о праве человека быть не средством, а целью существования и деятельности государства, в котором идеалы свободы, равенства и справедливости составляют высшие принципы осуществления уголовного правосудия и обеспечивают спокойствие правового состояния гражданского общества.
Емельян Пугачев заставил говорить о себе не только всю Россию, но и Европу и даже Северную Америку. Одни называли его самозванцем, авантюристом, иностранным шпионом, душегубом и развратником, другие считали народным заступником и правдоискателем, признавали законным «амператором» Петром Федоровичем. Каким образом простой донской казак смог создать многотысячную армию, противостоявшую регулярным царским войскам и бравшую укрепленные города? Была ли возможна победа пугачевцев? Как они предполагали обустроить Россию? Какая судьба в этом случае ждала Екатерину II? Откуда на теле предводителя бунтовщиков появились загадочные «царские знаки»? Кандидат исторических наук Евгений Трефилов отвечает на эти вопросы, часто устами самих героев книги, на основе документов реконструируя речи одного из самых выдающихся бунтарей в отечественной истории, его соратников и врагов.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.
Книга Яна Карского, легендарного курьера польского антигитлеровского Сопротивления, впервые вышла в 1944 г. и потрясла мир. Это уникальное свидетельство участника событий, происходивших в оккупированной Польше, разделенной между Германией и СССР по пакту Молотова — Риббентропа. Мобилизованный 24 августа 1939 г., молодой поручик Ян Козелевский (Карский — его подпольный псевдоним) сначала испытал ужас поражения от немцев, а затем оказался в советскому плену. Чудом избежав Катыни, он вернулся в Варшаву и стал работать в подполье.
«Идет счастливой памяти настройка», — сказала поэт Лариса Миллер о представленных в этой книге автобиографических рассказах: нищее и счастливое детство в послевоенной Москве, отец, ушедший на фронт добровольцем и приговоренный к расстрелу за «отлучку», первая любовь, «романы» с английским и с легендарной алексеевской гимнастикой, «приключения» с КГБ СССР, и, конечно, главное в судьбе автора — путь в поэзию. Проза поэта — особое литературное явление: возможность воспринять давние события «в реальном времени» всегда сочетается с вневременной «вертикалью».
Сельма Лагерлёф (1858–1940) была воистину властительницей дум, примером для многих, одним из самых читаемых в мире писателей и признанным международным литературным авторитетом своего времени. В 1907 году она стала почетным доктором Упсальского университета, а в 1914 ее избрали в Шведскую Академию наук, до нее женщинам такой чести не оказывали. И Нобелевскую премию по литературе «за благородный идеализм и богатство фантазии» она в 1909 году получила тоже первой из женщин.«Записки ребенка» (1930) и «Дневник Сельмы Оттилии Ловисы Лагерлёф» (1932) — продолжение воспоминаний о детстве, начатых повестью «Морбакка» (1922)
Несколько поколений семьи Лагерлёф владели Морбаккой, здесь девочка Сельма родилась, пережила тяжелую болезнь, заново научилась ходить. Здесь она слушала бесконечные рассказы бабушки, встречалась с разными, порой замечательными, людьми, наблюдала, как отец и мать строят жизнь свою, усадьбы и ее обитателей, здесь начался христианский путь Лагерлёф. Сельма стала писательницей и всегда была благодарна за это Морбакке. Самая прославленная книга Лагерлёф — “Чудесное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции” — во многом выросла из детских воспоминаний и переживаний Сельмы.