Я люблю Америку - [3]

Шульман был необычайно доволен нашей встречей, несмотря на недостаточно тухлые яйца ресторана «Пекин» и несовершенство китайского шеф-повара из Бурятии. Я не стал портить ему настроение и рассказывать о том, что недавно мне звонили из КГБ.

* * *

Обычный телефонный звонок.

– С вами говорят из Комитета государственной безопасности. Лейтенант такой-то…

К сожалению, я не помню его фамилии. Иначе бы сегодня точно нашел его и поставил по нашему обычаю бутылку. И мы бы распили ее за возможное взаимопонимание тех, кто оказывается порой по разные стороны баррикад. Но это теперь. А тогда…

Тогда я от испуга аж встал со стула, на котором сидел. Как будто КГБ не только подслушивает, но и подсматривает. Мой испуг был вполне объясним. В то время я открыто со сцены ерничал над Генеральным секретарем Коммунистической партии, да и над самой партией. Например, объяснял народу, как надо читать известные лозунги: «Партия (а далее не тире, а минус) – ум, честь и совесть нашей эпохи!» Так что интуитивно я давно ждал этого звонка. И все-таки организм мой невольно сжался, напрягся, как пружина под грузом! После паузы, которая потребовалась на разжатие, я не нашел ничего лучшего, чем ответить:

– Очень приятно. Здравствуйте!

После такого ответа пауза наступила уже на том конце провода. Видимо, подобного лейтенанту никто раньше не говорил и он пытался сделать вывод, с кем сейчас разговаривает – с безудержным весельчаком или кромешным дураком.

Тем не менее голос его остался по-военному жестким:

– Мне надо с вами побеседовать. Я занимаюсь культурой в Москве. У нас есть к вам вопросы. Предлагаю встретиться, только, если вы не против, не в нашем здании, а где-нибудь в центре, в парке или в сквере. Поговорим для начала в неофициальном порядке.

И хоть речь его была необычайно вежливой, он все-таки этаким интонационным курсивом выделил «для начала». Мол, а там посмотрим, может, пригласим вас куда-нибудь в более соответствующее допросу место.

Теперешнему молодому поколению, слава богу, не понять, как действовал на советского человека подобный звонок. Это трудно объяснить, но я попробую. Когда человек себя плохо чувствует, принято говорить: «Это тебя сглазили». По опыту утверждаю, что ощущение от звонка из КГБ гораздо хуже, чем от любого сглаза и порчи, которые на тебя навел самый сногсшибательный черный колдун регионального масштаба.

Мы встретились в сквере на Цветном бульваре. Лейтенанту не было и тридцати. Одет в штатское. Из военного – только прическа: «скобочка» на затылке, ровненькая, как выстроенный в каре показательный полк. Явно из интеллигентной семьи, потому что вел себя неуверенно, как бы стесняясь порученного ему дела. Для завязки разговора – видимо, не зная о чем спросить, чтобы завоевать доверие, – спросил про Чехова. Как я к нему отношусь. А также к постановкам его пьес в московских театрах. Спросил таким тоном, будто у них на Чехова заведено дело. Я поймал себя на том, что отвечаю осторожно, перепроверяя себя, – будто боюсь в чем-то подставить Чехова.

– Видите ли, я Чехова очень люблю, – пояснил лейтенант.

«Что он от меня хочет? В чем тут ловушка?» – напряженно думал я, пока он упивался своими размышлениями вслух о Чехове. О «Вишневом саде», о постановке этой пьесы в трех московских театрах. Видимо, ему не зря поручили заниматься культурой. Заметив мое удивление по поводу его образованности, лейтенант воодушевился еще больше. Мы прохаживались. Когда с Чеховым было покончено, он спросил меня о Толстом: согласен ли я с его отношением к Шекспиру? Я замялся, не понимая, кому я не должен повредить своими ответами в первую очередь – Толстому или Шекспиру. Как оказалось, мой ответ его не очень интересовал. Сам он был согласен с Толстым. Ему с детства казались глупыми шекспировские пьесы, в которых герои переодевались в женщин, и их не могла узнать даже родня.

«Они что там, на Лубянке, совсем спятили? Или это у них новая форма работы? – Я не знал, что думать. – А может, он просто отвлекает меня? А сам в это время кодирует? Или считывает мои мысли и передает их в Центр? Надо быть начеку и не думать ни о чем лишнем!»

В конце беседы лейтенант стал все чаще поглядывать на часы. Судя по всему, на беседу со мной у него было отведено определенное время. Ровно через час он сказал:

– Спасибо. Было очень интересно узнать вашу точку зрения на наших классиков.

Сказал так, будто сегодня ночью после нашего разговора этих классиков все-таки будут брать. Я еще раз перепроверил себя: не сболтнул ли чего лишнего про Достоевского, которого по меркам современных интеллектуалов любил недостаточно? Не настучал ли на Мастера с Маргаритой?

На прощание загадочный лейтенант улыбнулся улыбкой выигравшего шахматную партию:

– Не удивляйтесь, это у нас новые формы работы.

Похоже, он действительно читал мои мысли.

– Все, что надо, я выполнил. Пора возвращаться в отдел. Если еще будут вопросы, позвоню.

– Звоните. Но только заранее, чтобы к следующей нашей встрече я мог повнимательнее перечитать классиков.

Позже, в 93-м, когда мне показали выписку из досье на меня, я понял, в чем заключались их новые формы работы. Там была фраза, от которой повеяло воспоминаниями о нашей интеллектуальной прогулке по скверу: «С писателем Задорновым проведена беседа о его взглядах, указано на его не совсем верную морально-нравственную позицию. Задорнов обещал подумать и сделать выводы».