Я — из контрразведки - [23]

Марин вошел в кабинет Дзержинского. Он был уверен, что речь пойдет о плане проникновения в ставку Врангеля, а разговор пошел совсем о другом.

— Сергей Георгиевич, — сказал Дзержинский, — у республики нет самого необходимого: от сахара и соли до станков и паровозов, нет хлеба…

— Все это можно получить на Западе. Шведы и американцы предлагают обмен, — сказал Менжинский. — Нужно учесть, что мы готовим наступление на Врангеля.

Дзержинский подошел к Марину вплотную.

— Переброска войск потребует огромного количества подвижного состава, особенно паровозов, а их–то… у нас в обрез.

— Что они хотят взамен? — спросил Марин.

— Рубенса, Ван–Дейка, английское серебро XVI века из Оружейной палаты и многое другое. Вы специалист, вы окончили Академию художеств, ваше мнение?

— Нет.

— Почему?

— Вы же сами сказали, что я специалист. Какой же русский художник согласится на грабеж? Феликс Эдмундович, здесь должен решать не специалист, а политик.

— Ну вот и решайте.

— Трижды нет.

— Аргументируйте.

— Врангель — противник очень серьезный: боевой генерал, стратег, политик, популярен в армии, пользуется поддержкой Антанты, однако лично у меня нет сомнения: до зимы Врангеля не станет.

— А если нет? — спросил Менжинский.

— А если нет, — повторил Марин, — он получит сокровища Кремля и Эрмитажа без нашей с вами помощи. Повторяю: я лично такой поворот исключаю. Революция — факт необратимый, Вячеслав Рудольфович. Ни Колчак, ни Деникин ничего не изменили, ничего не изменит и Врангель, а если так, не позднее 30–го года у нас будут тысячи паровозов и миллионы тонн собственного хлеба. К сожалению, ни Рубенс, ни Ван–Дейк не родятся заново, чтобы заново наполнить наши музеи шедеврами. Разрешите вопрос?

Дзержинский молча кивнул, и Марин спросил:

— Какова цель этого экзамена, Феликс Эдмундович?

— Просьба Владимира Ильича Ленина, — сказал Дзержинский, — он дал ВЧК личное поручение. Это задание мы решили доверить вам. Расскажите о Крупенском.

— Он учился в мастерской Бруни, только не Федора Антоновича — автора медного змея, а...

— …а Николая Александровича, — перебил Менжинский. — Эти подробности вы, пожалуйста, опустите. Человеческая и политическая сущность Крупенского?

Марин с трудом скрыл удивление. Об эрудиции Менжинского ходили легенды. Начальник особого отдела ВЧК изучал древних философов на китайском и японском, свободно читал, писал и разговаривал еще на семнадцати языках европейских и азиатских.

— Мм… был близок к известному монархисту Пуришкевичу, это знакомый Крупенских еще по Кишиневу, не чурался общения с Прониным и Крушеваном — это вообще мракобесы.

— А Пуришкевич, по–вашему, не совсем мракобес? — спросил Менжинский.

— К сожалению, я о нем ничего не знаю. Кажется, он вместе с Юсуповым участвовал в убийстве Распутина? — смутился Марин.

— Владимир Митрофанович Пуришкевич, к счастью, уже умер, — сказал Менжинский, — это правый депутат Думы, ярый монархист, наш лютый враг. Это его маска. Под маской же — секретный агент дворцовой охраны, секретный агент департамента полиции, получал от тех и других по пятнадцать тысяч ежегодно на поддержание «Союза Михаила Архангела» и прочих «борцов» за Россию.

— Тогда мне понятны и показная религиозность Крупенского, и его фанатизм, — сказал Марин. — Я считал это блажью обычного белоподкладочника.

— Что вы можете сказать о его чисто личных качествах?

— Смел, настойчив, тщеславен.

— Это интересно, — заметил Артузов. — Приведите факты.

— Извольте. Президентом Академии художеств был дядя царя, великий князь Владимир Александрович. Это знаток искусства, он поддерживал журнал «Мир искусства» и все балетные затеи Дягилева. По натуре человек весьма добрый.

— Великий князь? — подчеркнуто спросил Артузов.

— Великий князь, — спокойно подтвердил Марин. — В 906–м году президент изъявил желание сфотографироваться с советом академии. Пригласили и лучших учеников–медалистов. Крупенский плохой художник, но хороший психолог. Он подошел к Владимиру и сказал: «Ваше высочество, я прошу разрешения осмотреть вашу коллекцию икон. Я попытаюсь перевести их в мозаику». Владимир считал свою коллекцию лучшей в России и согласился. Крупенский походя попал на фотографию.

Артузов и Дзержинский переглянулись.

— А где эта фотография? — спросил Артузов.

— Она опубликована в юбилейном издании академии, — сказал Марин. — Крупенский третий слева, во втором ряду снизу, как раз под великим князем.

— Это меняет дело, — покачал головой Артузов. — Это улика.

— Отнюдь, — возразил Менжинский. — Издание редчайшее, всего тысяча нумерованных экземпляров. Предназначалось для подарков. В библиотеках его нет, разве что в Румянцевской. Мы подумаем, что тут можно сделать. Теперь о вашем задании. Южная армия и предполагаемый район ее наступления — основное звено в плане комфронта. К началу наступления этот район должен быть свободен от бандитских формирований. Необходимо также максимально очистить тылы армий от врангелевской агентуры. Для этого должен в полную силу работать особый отдел.

— По нашим данным, — вступил в разговор Дзержинский, — начальник особого отдела Рюн разложился, обстановка в отделе нездоровая, выполнять свои функции нормально отдел не может. Конечно, честных, преданных революции товарищей, партийных и беспартийных, в отделе достаточно, они–то и станут вашей опорой на первых порах. К сожалению, многие из них запуганы Рюном. Вам будет трудно.