Я и рыжий сепар. Репортаж под «Градом» - [5]

— Так он нас для поддержания легенды и бороды заставил отрастить, — добавляет Воха, кивая на Моторолу: — Как-никак, они в бинокль наблюдают за нами, а с длинной бородой любого можно за чеченца принять.

— Для того чтобы полного соответствия добиться, — смеется полевой командир, — я ребят из своей группы, когда мы выходили кошмарить украинские блокпосты, перед выстрелом из РПГ, например, заставлял кричать «Аллах акбар!!!». Сначала пацаны неохотно это делали, но потом я назначил премиальные: выдавал особо голосистым дополнительный боекомплект. С боеприпасами дефицит, двадцать пятые ВОГи для подствольных гранатометов вообще на вес золота. А бойцы у нас не любят экономить, хлебом не корми дай пострелять. Ну а у меня, как у командира группы, дополнительные запасы есть.

— А сейчас почему Муцураева не ставишь? — спрашиваю.

— В штабе джихадить запретили, — не без сожаления констатирует Воха.

— «Джихадить»?

— Ну мы так свои диверсионные вылазки называли. Но теперь командование считает, что чувства верующих можем оскорбить, — расшифровывает слова Вохи командир, — так что намаз с Муцураевым под запретом. Да и вылазки тоже… Полностью переключились на оборону. Ну вот бороды брить нас никто не заставит. — Моторола окидывает подчиненных ехидным взглядом. Не у всех борода выглядит аккуратно, у кого-то она растет смешными клочками. Да и сам командир не может похвастаться густой «лопатой». Рыжий пух хаотично усеял его подбородок, но отступать Моторола не намерен: — Мы с ребятами из моего отряда поклялись друг другу, что побреемся, только когда война закончится. В день победы!

Местный завхоз собрал нам пакет с продуктами — для семьи, которая живет на нижней улице. Как выяснится чуть позже — прямо на линии огня. Грузимся в «аутлендер», Воха опять ведет джип замысловатыми зигзагами.

Обычный деревенский дом. Жена с мужем, двое детей, больная бабушка. Продукты пришлись кстати.

— Чего же, — спрашиваю, — вы не уезжаете?

— Да некуда ехать… — слегка флегматично отвечает женщина.

— А как же обстрелы?

— Прячемся целый день в подвале…

Понимаю, что ее нездоровая отстраненность — следствие перманентного шока. Двое малышей — Антон счастливо повисает на ополченце, четырехлетняя Вера тоже улыбается в коляске. Вот только взгляд у нее чересчур умиротворенный. Девочка тяжелобольна, у нее врожденная микроцефалия. Не говорит и почти не слышит.

— Поэтому и обстрелы ей не страшны, — объясняет мать.

— Мы предлагали их эвакуировать, — докладывает Мотороле рядовой, который сопровождал нас к дому, — но в Славянске им негде остановиться, жить беженцами не хотят, здесь, говорят, хотя бы своя крыша над головой есть.

— Да, я в курсе… Тут вчера ребята из «Комсомолки» были — Коц и Стешин, они обещали найти мецената, чтобы обеспечил жильем в России и работой. Думаю, со дня на день вывезем… Вот по кому эти суки стреляют? — риторически обращается ко мне Моторола. — Ты видишь где-нибудь тут поблизости штаб ополченский или точку огневую?

Демонстративно оглядываюсь. Конечно же ни штабов, ни огневых точек в обозримом пространстве нет. Моторола недвусмысленно намекает, что у него полно дел и наше путешествие окончено. Я отказываюсь возвращаться в гостиницу.

— Ладно, — соглашается, — пойдем, я тебя с пацанами на передке познакомлю. Потусуешься с ними. Воха, поехали к Викингу на позиции.

Когда я выезжал в Славянск, думал, встречу здесь «зеленых человечков» — таких же, что в одно мгновение появились в Крыму, как опята после дождя выросли вокруг каждого мало-мальски административного пня. То есть, попросту говоря, российскую спецуру в масках, десантников, ну и бог знает кого еще из военных закромов нашей родины. Запрыгнув в первый же окоп на линии соприкосновения с ВСУ, я, мягко говоря, опешил.

Тут не было атлетичных контрактников с солдатской выправкой и пионерским настроем. Я увидел усталые лица, в которые въелась фронтовая копоть, — ребята лет двадцати с героической безуминкой в глазах сидели плечом к плечу с выжатыми насухо фигурами сорокалетних мужиков. Первые были дворовыми пацанами, вторые — прирожденными работягами с шахтерским прошлым. По окопам гулял знойный степной говорок, их можно было назвать «ватниками» и «колорадами», да кем угодно, но точно не спецназом ГРУ.

Моторолу здесь приветствовали не по армейскому уставу, но с подчеркнутым уважением. Формально он не был большим командиром, но его знали все и ему доверяли больше, чем штабным. Потому что свой — с передка не вылезает. Наперебой начали сообщать новости: «Минометы с утра молчат», «На тот берег подошла новая техника». «Скорей всего — самоходные артиллерийские установки, но укропы их еще не расчехляли». «На нижней улице — маячили два подозрительных типа, возможно корректировщики…»

— Тише! — внезапно в крик зашептали откуда-то справа. — Кажется, танк опять завелся…

Все замолчали, и стал четко слышен нарастающий гул техники. От волнения показалось, что танковый двигатель работает метрах в пятидесяти от окопа.

— Перезарядился, значит, — посмотрел на меня Моторола с вызовом, — у тебя есть секунд тридцать, чтобы добежать до подвала, пока он займет позицию и начнет стрелять.