Я и Мы - [23]

Где-то мне встретилось выражение: «человек кошачьего типа». Ах вот где: так назвал самого себя Грей Уолтер, блестящий английский нейрофизиолог, автор прекрасной книги «Живой мозг», недавно у нас переведенной.

«Я человек кошачьего типа» — это значит: не люблю фамильярности, хожу сам по себе, терпелив, но капризен, отличаюсь постоянством привычек, но неожидан. Кошки — это, бесспорно, шизоиды, хотя и среди них есть свои циклотимики. Ну конечно, с чего бы это кошкам и собакам хорошо понимать друг друга? (А циклоид — это, разумеется, собачий тип.)

Нередко, однако, оказывается, что циклотимик и шизотимик сходятся в дружеской или супружеской паре. Когда так происходит, союз оказывается обычно на удивление прочным (опять вспоминаются Дон-Кихот и Санчо Панса). Тут уж, очевидно, срабатывает принцип дополнительности. Кому и приспособиться к шизотимику, если не циклотимику, гибкому и синтонному?

Если уж кошка с собакой сошлись характерами, то дружба эта трогательнее и прочнее, чем дружба двух псов или двух котов (последнее возможно ли?). Но что возобладает, притяжение или отталкивание, предсказать трудно, так же как трудно предвидеть, кто окажется ведущим, а кто ведомым. Казалось бы, шизотимик, менее внушаемый, более самостоятельный, должен быть лидером. Так оно часто и выходит, особенно если шизотимик активный. Но как конкретно повернется дело, зависит, конечно, от массы переменных различных порядков. Чаще всего схема такая: шизотимик стратегический лидер, циклотимик — тактический.

Самые лучшие человеческие качества, в социальном своем значении тождественные, у представителей обоих полюсов проявляются по-разному и приводят к неодинаковым результатам. На шизотимном полюсе — чистота, трепетная преданность, самоотверженность. Да, если искать добродетель, то она здесь. Некоторые психиатры позволяют себе говорить даже о «шизофреническом благородстве», о «шизофренической честности». Пусть шизофреническое, в этом ли дело? Но обязательно: даже при самой интенсивной, конкретной и трезвой деятельности в пользу других — что-то отрешенное, обобщенное, надреальное. Таков шизотимический альтруизм — альтруизм Дон-Кихота.

У циклотимика альтруизм земной, щедрый и изобильный, никакой отрешенности и самоотверженности, просто и в голову не приходит, что может быть иначе: это не добродетель, но та человеческая надежность и теплота, к которой так легко привыкаешь и без которой так трудно.

КУДА ДЕВАЛИСЬ ЧЕРТ И ДЬЯВОЛ?

Это приходится ощущать каждый день.

Передо мной пациент или не пациент, а просто знакомый или незнакомый человек, с которым я разговариваю, вступаю в какие-то отношения. Я смотрю, говорю…

Не понимаю…

Прогнозирую, предвижу, ставлю диагноз, лечу, иногда успешно, успокаиваю, ободряю, отказываю, советую, не советую, просто общаюсь — и не понимаю.

Не понимаю этот голос, чуть дернувшуюся щеку, этот блестящий лоб, эту усмешку, это прощание… Так много человека — не понимаю его.

Чувство пропажи, безвозвратной пропажи: сколько вижу, сколько слышу, воспринимаю от человека — и не осмысливаю, не знаю и никогда не узнаю значения, причины, забываю…

Опорные точки? Конечно, есть. И Кречмер помогает среди многих. Но ведь я сказал, что он сделал попытку с негодными средствами. Конечно, с негодными. И Павлов — с негодными. Никто, никто еще не предложил умственного аппарата, пригодного для охвата хотя бы миллионной доли человеческого многообразия. И генетические изыскания Кречмера с сегодняшней строгой точки зрения весьма слабы, и популяция ограниченная, только немецкая, верхнесаксонская, и объяснить, почему шизоиды чаще астеники, а циклоиды — пикники, почему все-таки у добродетели и у черта нос острый, а при юморе толстый, он не смог, тем более что это далеко не всегда так.

Но рациональное зерно прорастает. Современный американский последователь Кречмера, биолог и психиатр Шелдон, стремясь очистить проблему «телосложение — характер» от угнетающей связи с патологией, предлагает очередную схему типов, оснащенную солидным математическим аппаратом. Идет он при этом в буквальном смысле от яйца, от зародышевых первоначал. Основа, осколок внешнего облика, по его мнению, зависит от того, в каком отношении друг к другу оказываются элементы трех главных зародышевых зачатков, из которых происходит все, что ни есть в нас.

Вот перед нами эпдоморф: человек, формы тела которого закруглены, полости объемисты, внутренние органы больших размеров. Такой человек легко держится на воде. Когда-то разновидность такого типа описывалась еще под названием «пищеварительный», близок к нему и пикник. Такое телосложение получается от преобладающего развития внутренней стенки зародыша — энтодермы.

Когда сильно развивается средний слой, мезодерма, из которой происходят мышцы, кости, связки, то перед нами мезоморф, человек с прямоугольными формами тела, прямыми широкими плечами, квадратным лицом — словом, тип потенциально атлетический.

Если же возобладал слой наружный, эктодерма, мать кожи, нервов и самого мозга, то у человека формы тела оказываются изящными, заостренно-вытянутыми, поверхность преобладает над массой. Это эктоморф, не совсем то же, что астеник, но близко.