Я еще жив. Автобиография - [16]

На тот момент в «Marquee» не было полноценного бара. Можно было купить только «Кока-колу», да и то на небольшом прилавке сзади. Предпочтение было отдано пространству для концертов – зал вмещал в себя 1200 человек. Это было, уверен, гораздо больше, чем было разрешено правилами пожарной безопасности, но никто не обращал на это внимания, так же как никто не беспокоился о ремнях безопасности, о сигаретах, вызывающих рак, и о сотне тысяч людей, заполнивших футбольные трибуны без сидений и ограничительных барьеров. В то время ко всему относились проще. Если получалось выжить.

Сейчас в «Marquee» поставили бар, который сократил вдвое вместимость людей, но не их эмоциональную возбужденность. В то время кто-то мог присоединиться к музыкальной группе и выступать с ними. Однажды Джефф Бек был на сцене вместе с The Yardbirds, в другой раз – Джимми Пейдж. Я был и на том, и на другом дебюте.

Я был фанатом The Yardbirds, и когда они стали The New Yardbirds, я все еще был поклонником их барабанщика Джона Бонэма. Наряду с моим героем ударных Роджером из The Action. Я ходил на Тима Роуза – я симпатизировал этому певцу и автору песен из Америки, и мне также нравился его кавер на песню Бонни Добсон Morning Dew, – потому что его барабанщиком на время тура был Джон Бонэм. Мы со своим старым другом Ронни Кэрилом до сих пор вспоминаем о том концерте в «Marquee»: «Господи, как у него получалось так делать ногой?» Джон Бонэм был бесподобен.

Так как я был серьезным фанатом и постоянно ходил на концерты, я часто бывал в нужное время в нужном месте: следя за карьерой Джона Бонэма, я смотрел в «Marquee» первое лондонское выступление The New Yardbirds, которые вскоре стали Led Zeppelin. Я присутствовал на потрясающих концертах Maximum R&B группы The Who. Я видел Yes в самом начале их карьеры, примерно в 1968 году, когда они были хороши. Что касается моей будущей дружбы с Клэптоном, я и не мог подумать, что стану тесно сотрудничать с такими кумирами подростков, как Роберт Плант и Питер Таунсенд, или что Билл Бруфорд из Yes однажды поможет мне вынужденно стать ведущим вокалистом в Genesis, став барабанщиком группы.

В середине шестидесятых, в подростковом возрасте, я все еще чувствовал влияние подарка от Санта-Клауса, который я получил в три года. Мой первый детский барабан проложил мне путь до самого эпицентра революции. Барабаны не давали мне стоять на месте, продолжая толкать меня вперед, вверх, иногда – по обходным путям. Но в тот момент они дали импульс некоему звуку глубоко внутри меня, который все нарастал и нарастал в моей голове.

Тогда я был еще школьником. Школьником. Школьником, жившим далеко на западе Лондона в очень тесном захолустье. Это начало меня раздражать, когда стало мешать посещению концертов. Вечерний концерт в «Marquee» обычно проходил следующим образом: выступление второсортной группы, затем – звезды, снова обычной группы и снова звезды. Обычно я смотрел первые три и уходил, чтобы сесть на поезд и приехать домой в 10.30, до наступления комендантского часа. Но однажды, 24 января 1967 года, в «Marquee» впервые приехал Джими Хендрикс. Первое из четырех легендарных шоу молодого гитариста из Америки, которое войдет в историю рока как одно из самых эпохальных выступлений шестидесятых. Он был одним из первых артистов, который собирался сделать одно длинное выступление вместо двух.

Как обычно, я стоял первый в очереди, затем занял место в первом ряду… но потом, опечаленный, покинул зал до того, как Хендрикс вышел на сцену. Поезд до конечной станции ждал меня.

Чем быстрее я вырвусь оттуда, тем лучше.

«Ударник в поиске группы: есть свои барабанные палочки»,

или Как я пытался немного отдышаться среди сумасшедшего лондонского ритма. Удалось ли мне это сделать?

Мне нужно было вырваться оттуда. Но как? Я точно не хотел это делать с помощью работы в «London Insurance», несмотря на то что отец настойчиво пытался меня убедить продолжить семейную традицию. Но я самый настоящий сын «шестидесятых», и работа с девяти до шести в офисе – это точно не для меня, папуля.

Итак, как же я мог сбежать из дома? Моей страстью была музыка, а Лондон был тогда центром всей мировой музыки. День ото дня я совершенствовался в игре на барабанах, но застрял в пригороде Лондона, в конце линии метро Пикадилли. Из-за этого мне казалось, что я одновременно так близко к цели, но и одновременно так далеко. Мне нужно было придумать стратегию бегства, и лучше всего было бы сделать это не одному. К счастью, я знал одного паренька.

В начале 1966 года, когда мне было пятнадцать, судьба свела меня с человеком, который играл на гитаре так же круто, как я – на барабанах. Он был из Хансворта (недалеко от Хаунслоу) и ходил в конкурирующее со школой Барбары Спик заведение – «Корона Академи». Благодаря слухам, ходившим по всем школам актерского мастерства, мы знали друг о друге, и мы оба считались крутыми среди ребят в наших альма-матер.

Я разузнал, где жил этот, судя по всему, гитарный монстр, и однажды утром бодро прошагал несколько миль к его дому. Я постучал в дверь его дома. Открыла его мама.