Я дрался в Сталинграде. Откровения выживших - [9]
К пехоте как-то пошел — договориться о взаимодействии перед атакой. Дом четырехэтажный, руины стоят. Вдруг внезапный прорыв немецкой штурмовой группы, немцы нас загоняли наверх, забрасывая гранатами. Все патроны своего ТТ расстрелял, взял у убитого бойца винтовку… Из подвала мы отступили на четвертый этаж, пока нас всех не перебили. По обгорелой водосточной трубе я сумел спуститься вниз. Человек десять немцев стреляли в меня в это время, но просто чудо! — ни одна пуля не задела меня… Ночью отбили этот дом обратно и нашли еще одного выжившего пехотинца. Он был тяжело ранен, лежал без сознания и немцы приняли его за убитого…
Придали нас как-то курсантскому батальону, вроде Грозненского пехотного училища, для огневой поддержки. В атаку курсанты сходили, назад всего восемь человек живых вышло. Ездили мы там по трупам, которые, казалось, лежат на каждом метре Сталинградской земли. Только по цвету шинелей и узнавали: по своим едем или по немцам. Земля вся дыбом стояла, ровных участков не было, даже нижний аварийный люк мы не могли открыть, несмотря на то что клиренс позволял: люк упирался или в труп, или в груду металла и кирпича. Самое страшное, что я видел на войне, это даже не истребительная бомбежка под Харьковом или ночной бой на Курской дуге, где все вели огонь, не особо разбирая, где свои танки, а где немецкие. Это — атака бригады моряков-тихоокеанцев. В полный рост, через стену огня — на пулеметы, в лоб. Тысяча погибших за считанные минуты… А один раз на моих глазах пошла на дно Волги баржа с ранеными. Немцы разбомбили ее, так вода в реке стала красной от крови… Сотни немецких самолетов висели в небе над Волгой днем и ночью.
В начале октября мой танк опять подбили, и я был снова ранен в ногу. В тот день мой танк занимал позицию в ста метрах от Волги. Понимаете, всего сто метров советской земли было за нашей спиной! Мы знали, что не отступим… Перевезли ночью через реку и отправили в село Комсомольское на левобережье. Обычно половина раненых погибала на переправе. Поток раненых был таким огромным, что в госпитале закончились анестезирующие средства. Это меня перевезли на другой берег сразу после ранения, а многие по две недели пролежали в подвалах домов, в медсанбатах. Доктор сказал: «Если сегодня тебя не прооперируем, загнешься от гангрены». Влили в меня два стакана спирта, четыре человека держали за руки и ноги, а хирург оперировал. И такое бывало. Отправили в госпиталь, в Саратов, через два месяца вернулся на фронт, опять на Сталинградское направление.
К фронту подъезжал — мысли и ощущения были очень грустные, думал, что теперь меня точно убьют, сколько можно в «орлянку» играть с судьбой? Но рядом шли колонны наших войск, посмотрел я на всеобщее воодушевление и желание разгромить врага, и мне даже стыдно стало за себя, чего это я скис. Попал в бригаду Филипенко.
В начале февраля сорок третьего я попал в центр Сталинграда. Ужасная картина: все подвалы были забиты немецкими ранеными солдатами и офицерами, умирающими от ран, голода и холода. Тяжело было смотреть на их мучения, но после того, что мы испытали в осенних боях, жалости к немцам никто не чувствовал. Наши медработники не успевали оказывать немцам помощь. Был приказ: пленных не убивать, но некоторые из нас бродили среди рядов раненых, выискивая эсэсовцев. Этих пристреливали на месте, определяя принадлежность к СС по обмундированию. Поразила еще одна вещь: чуть ли не каждый десятый в немецкой форме был из бывших солдат Красной армии, с ними тоже не церемонились. Ожесточение людей было предельным. Все улицы были завалены трупами замерзших немцев. Сами пленные немцы растаскивали их по сторонам, чтобы можно было пройти-проехать. Зацепят крючком за ноздрю и волокут. Немцы со своих убитых снимали сапоги. Технология простая: ударят ломом по щиколотке, она крошится и тогда можно легко снять сапоги… Хватит вам подробностей?
Наверное, случай на Тракторном заводе остался неизвестным или не отмеченным в публикациях. В сентябре 1942-го обе противоборствующие стороны вовсю использовали трофейные танки. Мне один раз пришлось отражать атаку семи Т-34 с немецкими экипажами и даже пару дней сидеть в трофейном немецком танке, приспособленном под огневую точку. У них внутри танка сидишь — ощущение, будто в удобной комфортабельной комнате находишься. Так вот, шла наша танковая колонна примерно из двадцати танков на ремонт. Четыре немецких танка в сумерках втерлись в эту колонну — никто подвоха не почувствовал — и заехали немцы на территорию ремонтной площадки Тракторного завода, встали по углам. И открыли огонь по танкам, людям, цехам. Пока их удалось убить, они много бед натворили, такой «праздник» нам устроили… Немцы умели жертвовать собой тоже…
Пряничников Евгений Николаевич
Летчик-истребитель 929-го ИАП
Последовало совершенно неожиданное и неутешительное распоряжение: «Передать все самолеты на пополнение 929-му ИАП, а самим отправиться в тыл за новыми самолетами». У всех была одна мысль — вот это повоевали! Через три дня поступило дополнительное распоряжение: этому же истребительному авиационному полку передать всех рядовых летчиков.
