Я дрался в Афгане. Фронт без линии фронта - [9]

Из техники добрым словом вспомню БМП-2. Вот это машина! Калибр 30 мм, 600 выстрелов в минуту, дальность полета снаряда под 8 километров, после чего он, не попав в цель, самоликвидировался, а если попал — то все. БМП-1 с гладкоствольными орудиями не жаловали и вскоре начали постепенно заменять. При попадании противотанковой гранаты в БМП-1 ее 73-мм боеприпасы давали такую детонацию, что башню срывало с погона и отбрасывало на несколько метров в сторону.

Афганской армии из нашего военного округа передали весь хлам, чтобы место не занимал: и старушки-«тридцатьчетверки», и БТР-40, и много другого старья.

— Из вашего рассказа становится очевидным, что в бригаде были высокие потери в личном составе. Как вы их оцениваете?

— В первый раз в Панджшер моя бригада сходила в 1982-м, еще до моего прибытия, потери только убитыми были более 20 человек. Большая часть ребят погибла в вертолетах. Во время проведения первой Панджшерской операции «духи» сбили в общей сложности 24 наших вертолета. Некоторые душманы были прикованы к пулеметам как смертники, поливая огнем своих ДШК идущие на бреющем «вертушки».

Один батальон только перебросили из Союза. Его командир решил проскочить узкое место дороги с ходу по долине. Проскочили: за три часа батальона не стало… 247 человек, они попали в подкову, их били как в тире.

И еще очень неприятно сегодня слушать, как наши «знатоки локальных конфликтов» сейчас часто сравнивают войну в Афганистане с Вьетнамской войной: мол, там погибло 60 000 американцев, а у нас за схожий период всего двенадцать с половиной тысяч. Да, по некоторым данным, там в день в среднем погибало 22 человека, умножь эту цифру на 10 лет и ужаснешься. За эти 10 лет через Афганистан прошло полтора миллиона человек, не считая бездельников-советников и гражданский персонал, плюс ко всему старшие офицеры и вовсе могли жить там с женами и детьми.

— Вы считаете, что вынесли с той войны для себя какой-либо положительный опыт?

— Я считаю, что наше поколение, воевавшее в Афганистане, достойно выполнило свой долг, сделав все от него зависевшее. А что мы вынесли для себя оттуда: у кого здоровья убавилось, у кого-то нервы стали ни к черту. Я сам там два раза малярией переболел и третий раз здесь, в Союзе: только приехал домой и загремел в инфекционную больницу.

Нашей психологической реабилитацией никто и никогда толком не занимался, да и сейчас в санаторий невозможно лечь: то мест у них нет, то лекарств.

Хатамов Эркин Исмаилович

В 1980-м я окончил школу и поступил в Калужский сельскохозяйственный техникум. Почти все ребята из моей группы вскоре ушли в армию, а меня не призывали только лишь потому, что я учился по направлению военкомата. Но я не стал с этим мириться и сам отправился в военкомат требовать, чтобы меня призвали. Мою просьбу исполнили, и уже 31 марта я был в Таманской дивизии, откуда меня отправили в Ашхабад. В Ашхабаде сразу же сказали, что нас готовят специально для отправки в Афганистан. Вот так получилось: все товарищи попали — кто-то в Германию, кто-то остался служить в России, а меня ждал Афган.

После полугода обучения в сержантской школе была переброска в Афганистан. Я был назначен командиром пулеметного отделения в должности замкомвзвода.

— Какое первое впечатление на вас произвел Афганистан?

— Когда прилетели в Кабул, стояла невыносимая жара, все вокруг бегали в суете. Было немного непонятно, куда я попал. А потом распределили по частям, я попал в 177-й мотострелковый полк 108-й мотострелковой дивизии. Ехал в машине вместе со старослужащими, рассказывавшими разные ужасы. Тогда стало немного не по себе, и это неприятное ощущение прошло примерно неделю-две спустя, когда освоился в части.

В ашхабадской учебке нас готовили примерно в таких же климатических условиях — 45 градусов жары в тени, гоняли «как сидоровых коз». Поэтому когда я попал в Афганистан, то там было намного легче, плюс к этому первое время обстановка была относительно спокойной.

— Какие задачи обычно ставили перед вашим подразделением?

— Мы стояли на охране дороги, тянувшейся от Хинджана через перевал Саланг до долины Чарикар, где была основная база. Мы же располагались вдоль дороги повзводно с интервалом в несколько километров. Жили в пустых афганских домах, там же хранились запасы боеприпасов и еды.

Задачи по зачистке местности перед нами ставили редко, как правило, это происходило после обстрела душманами колонны наших войск на дороге. Нередко в тяжелой обстановке нам приходилось выручать ребят, шедших на «КамАЗах». Душманы, кстати, наравне с нашими машинами обстреливали и афганские автомобильные колонны.

Спустя некоторое время, уже в Чарикаре, я попал в разведвзвод. Там задачи были несколько другие: мы охраняли от подрывов трубопровод. В тесном взаимодействии с нашими особистами работала агентура союзников-афганцев. Когда приходили данные о том, что в определенном районе планируется диверсия, мы выходили в засаду. Мирные афганцы ночами не ходили, зато ходили душманы — все подрывы, как правило, случались по ночам.

Засада организовывалась следующим образом. Днем на интересующем нас отрезке дороги у нас якобы случайно ломалась машина. Ее начинали «чинить», а двое или трое из нас прогуливались неподалеку, разведывая местность и выясняя обстановку. Вскоре мы уезжали, чтобы с наступлением темноты вернуться, расположившись на заранее выбранных позициях. Однако разведка противника тоже работала неплохо, и очень часто душманы избегали расставленной для них ловушки.