Я дрался на «Аэрокобре» - [17]
— А, это наши жены, ружья заряжены… Всю ночь в обнимку с ними спали.
— Что-то не замечал, чтобы вы очень любили своих «жен». Особенно Карпушкин, — намекнул я на случай, когда Карпушкин даже в караул пришел без винтовки.
— Так то ж когда было! — улыбнулся Карпушкин. — А тут, говорят, немцы прорвались.
— Я и для вас, товарищ командир, патронов припас, — добавил Волков. — Достань, Сергей.
Карпушкин порылся под чертыхнулся и вытащил черную картонную коробку.
— Здесь триста патронов, — сказал он, протягивая коробку.
— Откуда столько?!
— А тут мимо автоматчики проходили. Отдали, чтобы лишний груз не тащить. Вот мы и взяли. — Патроны автомата «ППШ» были точно такие же, как и у пистолета «ТТ».
— Лишний груз?
Я еще слишком мало был на фронте и не мог себе представить, чтобы солдаты делали подарки, по триста патронов. Привык к условиям, когда за каждый израсходованный патрон нужно отчитываться, сдавать стреляную гильзу. Однако дебаты на эту тему продолжить не пришлось.
— Товарищ командир! — издали закричала Галя Бурмакова, высокая, крепко сбитая смуглянка, мастер по вооружению из нашего экипажа. — Вас Королев на КП зовет!
— Что там?
— Не знаю. Вылет, что ли…
Я побежал к командному пункту полка.
— Ну, Женька, сейчас пойдем на штурмовку. Ты ж еще в Карловке хотел. Вот и попробуешь!
— Куда пойдем?
— Сюда, — Королев показал на карте довольно большой район. — Что найдем, то и будем штурмовать.
Вообще говоря, предполагался полет на «свободную охоту», только штурмовать нужно было не одиночные цели, а хорошо защищенные зенитными средствами скопления танков и автомашин.
Вылетели парой — для большой группы была слишком низкая облачность и плохая видимость. Шли прямо на юг, в сторону Кривого Рога. Под крылом мелькали заросли бурьяна, небольшие лесные посадки. «Как тут ориентироваться? Ничего рассмотреть не успеешь…» Я впервые — почти все, что делал на фронте, для меня было впервые — летел на малой высоте. Однако, к своему удивлению, успел заметить, когда пролетали Искровку, Недай-Воду. Потом повернули на запад и наткнулись на дорогу, по которой шла колонна автомашин.
— Штурмуем! — передал Виктор и зашел под небольшим углом к колонне.
Мы не пикировали — слишком мала высота, а полого снижались. Метрах в трехстах впереди себя я видел самолет ведущего, а дальше — машины, машины. Одну из них поймал в прицел. Там она проектировалась маленькой черточкой. Черточка росла, увеличивалась в объеме, и вскоре стало отчетливо видно, что это большой крытый грузовик.
— Выводим! — послышался голос Королева.
— Сейчас… — Я нажал гашетку, удостоверился, что пули и снаряды прошили цель, и стал выводить из планирования. Сначала показалось, что снаряды были выпущены впустую: машина, которую я только что обстрелял, продолжала катить по дороге. Но тут откуда-то из-под ее кабины вырвался густой черный дым, брызнуло пламя, машина вильнула в сторону и свалилась в кювет. Есть одна!.. Впереди горела и вторая, подожженная Королевым.
— Пристраивайся! Пойдем дальше!
И снова под крылом мелькает черно-серая степь, изрезанная оврагами. Выскочили на какое-то село.
— Гуровка! — передал Виктор. — Разворот на сто восемьдесят!
Сразу же после разворота мы наткнулись на большое скопление автомашин и танков. Королев с ходу открыл огонь. Загорелась автоцистерна, я увидел, как фугасный снаряд разнес полевую кухню, видимо, оставив фрицев без обеда. Пока он планировал, ни одного выстрела не раздалось снизу, но стоило ему выйти из атаки, как земля ожила. Десятки огненных трасс потянулись к низким облакам, к «ястребку».
«А, сволочи!» — я стал бить по зенитным точкам фашистов! Огонь с земли прекратился. В то время как ведущий скрылся в облаках, я перенес огонь на машины. Неточно прицеливаясь, я все стрелял, пока понял, что высоты не осталось и надо выводить машину.
«Хорошо!» — я тоже вывел самолет из планирования и моментально очутился в огненном мешке. Справа, слева, впереди, сзади — всюду проносились сотни красных огненных шариков. Отчетливо послышались пощелкивания пуль, дырявивших фюзеляж и плоскости. «Маневрировать нужно…» — я слышал, что бомбардировщики делают противозенитный маневр — меняют курс и высоту полета, и не подумал даже, что на этой высоте, когда зенитчики бьют прямо в хвост, отворачивая самолет, я только увеличиваю площадь цели для гитлеровцев.
Виктор видел, как вокруг его самолета понеслись фашистские пули и снаряды. Потом обстрел неожиданно прекратился. Он подумал, что уже, наверное, вышел из зоны обстрела, и стал разворачиваться, следя одновременно за своим ведомым. В сплошном море огня я выходил из атаки, начал разворачиваться.
— Что ты делаешь?! Не подставляй всю площадь! — Я не отозвался.
— Делаем еще заход!..
Королев почему-то ничего не передавал. На развороте я снова пристроился к нему. Виктор строил маневр для повторной атаки. «Ага, атакуем еще…» И снова немцы обстреливали самолет Виктора, пока не открыл огонь я…
Обстрел прекратился неожиданно быстро. «Что-то не то», — Королев оглянулся. Я штурмовал зенитки.
— Молодец! — крикнул Виктор по радио своему ведомому. — Так их, по зенитным точкам бей!
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эту книгу можно назвать книгой века и в прямом смысле слова: она охватывает почти весь двадцатый век. Эта книга, написанная на документальной основе, впервые открывает для русскоязычных читателей неизвестные им страницы ушедшего двадцатого столетия, развенчивает мифы и легенды, казавшиеся незыблемыми и неоспоримыми еще со школьной скамьи. Эта книга свела под одной обложкой Запад и Восток, евреев и антисемитов, палачей и жертв, идеалистов, провокаторов и авантюристов. Эту книгу не читаешь, а проглатываешь, не замечая времени и все глубже погружаясь в невероятную жизнь ее героев. И наконец, эта книга показывает, насколько справедлив афоризм «Ищите женщину!».
Записки рыбинского доктора К. А. Ливанова, в чем-то напоминающие по стилю и содержанию «Окаянные дни» Бунина и «Несвоевременные мысли» Горького, являются уникальным документом эпохи – точным и нелицеприятным описанием течения повседневной жизни провинциального города в центре России в послереволюционные годы. Книга, выходящая в год столетия потрясений 1917 года, звучит как своеобразное предостережение: претворение в жизнь революционных лозунгов оборачивается катастрофическим разрушением судеб огромного количества людей, стремительной деградацией культурных, социальных и семейных ценностей, вырождением традиционных форм жизни, тотальным насилием и всеобщей разрухой.
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.
Автор книги «Последний Петербург. Воспоминания камергера» в предреволюционные годы принял непосредственное участие в проведении реформаторской политики С. Ю. Витте, а затем П. А. Столыпина. Иван Тхоржевский сопровождал Столыпина в его поездке по Сибири. После революции вынужден был эмигрировать. Многие годы печатался в русских газетах Парижа как публицист и как поэт-переводчик. Воспоминания Ивана Тхоржевского остались незавершенными. Они впервые собраны в отдельную книгу. В них чувствуется жгучий интерес к разрешению самых насущных российских проблем. В приложении даются, в частности, избранные переводы четверостиший Омара Хайяма, впервые с исправлениями, внесенными Иваном Тхоржевский в печатный текст парижского издания книги четверостиший. Для самого широкого круга читателей.