Я, Данила - [7]

Шрифт
Интервал

— Слушай, а кто был бы народной массой, ежели б все шли в армию?

«Народная масса» молчит и ухмыляется. Он не сказал еще и сотой доли того, что тихо, но неуклонно варится в его котелке.

Мы торопились дать людям крышу над головой. Но ловкие, ухватистые мужики возводили дома, в которых собирались века вековать. Через год без домов остались лишь те, кто их не заслужил, и те, кто не привык жить под собственною крышей.

Когда все отстроились, вспомнили и про мои обгорелые стены. И словно бы из преогромной любви ко мне крестьяне дружно взялись за постройку дома. На юрьев день заложили фундамент, на ильин — вбили последний гвоздь. Дом вышел поменьше отцовского, но зато современнее. А пока строили, я, как и Стоян, сидел в сторонке и размышлял. О самых старательных. И о их любви ко мне.

У первого — дочь-перестарок, а у меня и дом есть, и добрый кусок земли, да и на государственной службе состою. Твердая зарплата.

Второй — наверняка попросит замолвить за него словечко, ежели заинтересуются хищением леса, когда тут не было ни властей, ни лесников.

Двое молодых парней — кандидаты в партию, вот и решили на всякий случай проявить энтузиазм, авось зачтется.

Йованка надеется продать дом, который ей построило государство, а самой поселиться в этом в качестве супруги Данилы Лисичича.

Двум-трем девушкам охота побыть на глазах у парней, потому что где еще их увидишь — в церковь эти безбожники не ходят, на базары тоже, под окнами девичьих домов по ночам не посвистывают и не покашливают, а все мотаются по каким-то общественным делам и слетам, будто и жениться собираются на этих самых конференциях. Правда, все они какие-то бледные и чересчур серьезные, словно на морозе вскормлены. Но где взять других? Здоровых ребят скосила война по разным армиям — спят они в земле сырой.

В комнату, где еще пахло известкой и свежими досками, я принес охапку соломы, два шерстяных одеяла, стеганое ватное одеяльце ЮНРРА и оружие. Йованка — подушку.

Целыми днями таскался я по селам, занимаясь всевозможными делами, которые я объединил бы под одним названием: внутренняя политика. То в сумерки, то на рассвете брел я по полям домой с единственным желанием переступить порог и как есть, в грязи, не снимая сапог, повалиться на пол. Комната всегда была прибрана и проветрена, а на подоконнике стояла остывшая еда. Таз и кувшин с водой напоминали мне об обязанностях по отношению к собственному телу.

Дух женщины, которая только что была здесь, не позволял моему дому стать кельей вдовца.

Порой я заставал Йованку с веником в руках или за мытьем полов.

— Живешь, как гайдук! — с горечью говорила она.

А я хватал свою сообщницу и наверстывал с ней четырехлетний народно-освободительный пост, за что, естественно, моя сообщница была мне весьма благодарна.


Город поет гимны весне, село — осени, город — зеленому рынку, село — полному амбару. Весной крестьянин настроен отнюдь не лирически, как это утверждают хрестоматии. Весной он ругательски ругает и беременную жену, и оголодавший скот, и малокровных детей, с которыми то и дело случаются обмороки, клянет он и небо и землю, точно они виноваты в том, что приходится молоть на хлеб посевное зерно, он бранит все и вся, щадя разве что одно государство, да и то лишь в том случае, если оно уделит ему горсть-другую пшеницы. На собрания приплетается вялый и мрачный и чуть ли не кричит на тебя:

— Какого черта вытащил меня переливать тут с тобой из пустого в порожнее? Не видишь, что ль, еле на ногах держусь?

Той весной мы с секретарем уездного комитета вдоволь напереливали из пустого в порожнее. Совсем запамятовали, что война давно кончилась, что теперь экономика держит в руках политику и что для пахаря пахота куда важнее членских взносов и разных там собраний и заседаний.

Если вам приходится выезжать на места, постарайтесь как-нибудь обойтись без секретаря комитета!

Не то у вас будет, как было у меня, за семь дней семнадцать собраний плюс семнадцать тысяч бед. Только выслушать их — совершить подвиг, а ведь из каждой надо еще и выход найти!

Там, где вы с хозяином, потягивая из баклажки, с чувством исполнили бы какой-нибудь фольклорный номер, с секретарем вы выпьете чашку разбавленного теплого молока и всю-то ноченьку, скрестив на груди руки, промолчите с умным видом, слушая лекции по внешней и внутренней политике!

Хозяин уложит вас на свою единственную, притом довольно узкую кровать и покроет единственным одеялом, если таковое найдется. А то и вовсе — на ухо ложись, другим накройся. Да еще вытянись в струнку и не шевелись — не то, чего доброго, лягнешь коленом секретаря уездного комитета или ненароком двинешь задом, и он свалится на пол, ушибется, и если, к счастью, не проснется, то, не дай бог, простудится! Ну сами посудите, как после этого показаться на глаза кадровикам? А утром встанешь — колени не гнутся и весь ты словно аршин проглотил.

Правда, что до меня, так я бы и спихнул своего секретаря, если бы сумел, но — черта с два, попробуй выпихни верзилу в полтора раза выше тебя! Он как завалится, как зажмет одеяло и зубами и коленями, тут уж его сам господь бог с места не сдвинет.


Рекомендуем почитать
Стакан с костями дьявола

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Спасенный браконьер

Русские погранцы арестовали за браконьерство в дальневосточных водах американскую шхуну с тюленьими шкурами в трюме. Команда дрожит в страхе перед Сибирью и не находит пути к спасенью…


Любительский вечер

Неопытная провинциалочка жаждет работать в газете крупного города. Как же ей доказать свое право на звание журналистки?


Рассказ укротителя леопардов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Ада, или Эротиада

Роман «Ада, или Эротиада» открывает перед российским читателем новую страницу творчества великого писателя XX века Владимира Набокова, чьи произведения неизменно становились всемирными сенсациями и всемирными шедеврами. Эта книга никого не оставит равнодушным. Она способна вызвать негодование. Ужас. Восторг. Преклонение. Однако очевидно одно — не вызвать у читателя сильного эмоционального отклика и духовного потрясения «Ада, или Эротиада» не может.


Тереза Батиста, Сладкий Мед и Отвага

Латиноамериканская проза – ярчайший камень в ожерелье художественной литературы XX века. Имена Маркеса, Кортасара, Борхеса и других авторов возвышаются над материком прозы. Рядом с ними высится могучий пик – Жоржи Амаду. Имя этого бразильского писателя – своего рода символ литературы Латинской Америки. Магическая, завораживающая проза Амаду давно и хорошо знакома в нашей стране. Но роман «Тереза Батиста, Сладкий Мёд и Отвага» впервые печатается в полном объеме.


Христа распинают вновь

Образ Христа интересовал Никоса Казандзакиса всю жизнь. Одна из ранних трагедий «Христос» была издана в 1928 году. В основу трагедии легла библейская легенда, но центральную фигуру — Христа — автор рисует бунтарем и борцом за счастье людей.Дальнейшее развитие этот образ получает в романе «Христа распинают вновь», написанном в 1948 году. Местом действия своего романа Казандзакис избрал глухую отсталую деревушку в Анатолии, в которой сохранились патриархальные отношения. По местным обычаям, каждые семь лет в селе разыгрывается мистерия страстей Господних — распятие и воскрешение Христа.


Спор об унтере Грише

Историю русского военнопленного Григория Папроткина, казненного немецким командованием, составляющую сюжет «Спора об унтере Грише», писатель еще до создания этого романа положил в основу своей неопубликованной пьесы, над которой работал в 1917–1921 годах.Роман о Грише — роман антивоенный, и среди немецких художественных произведений, посвященных первой мировой войне, он занял почетное место. Передовая критика проявила большой интерес к этому произведению, которое сразу же принесло Арнольду Цвейгу широкую известность у него на родине и в других странах.«Спор об унтере Грише» выделяется принципиальностью и глубиной своей тематики, обширностью замысла, искусством психологического анализа, свежестью чувства, пластичностью изображения людей и природы, крепким и острым сюжетом, свободным, однако, от авантюрных и детективных прикрас, на которые могло бы соблазнить полное приключений бегство унтера Гриши из лагеря и судебные интриги, сплетающиеся вокруг дела о беглом военнопленном…


Равнодушные

«Равнодушные» — первый роман крупнейшего итальянского прозаика Альберто Моравиа. В этой книге ярко проявились особенности Моравиа-романиста: тонкий психологизм, безжалостная критика буржуазного общества. Герои книги — представители римского «высшего общества» эпохи становления фашизма, тяжело переживающие свое одиночество и пустоту существования.Италия, двадцатые годы XX в.Три дня из жизни пятерых людей: немолодой дамы, Мариаграции, хозяйки приходящей в упадок виллы, ее детей, Микеле и Карлы, Лео, давнего любовника Мариаграции, Лизы, ее приятельницы.


Господин Фицек

В романе известного венгерского писателя Антала Гидаша дана широкая картина жизни Венгрии в начале XX века. В центре внимания писателя — судьба неимущих рабочих, батраков, крестьян. Роман впервые опубликован на русском языке в 1936 году.