Я была до тебя - [21]

Удостоенный приглашения к деду, отцу матери, он завел с ним речь о рынках, долларах и Новом Свете и без труда получил руку его дочери. Дед придерживался мнения, что дети по достижении восемнадцати лет должны покидать отчий дом. В лохмотьях или в золотой карете — не важно. Поскольку от бабушки никаких возражений не последовало, они все по очереди приняли к исполнению этот жестокий приказ, сознавая, что нехорошо быть лишним ртом и обузой, — к великому облегчению отца, который отныне смог спокойно заняться приумножением сбережений, ведь больше никто не требовал у него каждый месяц отстегивать энные суммы на прокорм, одежду и обогрев отпрысков. Расход-приход, расход-приход; приклеившись ухом к приемнику, он с карандашом в руках следил по газете за курсом акций, вычислял прибыльность и делал новые вклады. Рядом у него всегда стоял пузырек с сердечными каплями — на случай резкого падения котировок, которого он мог бы и не пережить.

Из пятерых детей двое попробовали было оказать сопротивление выдворению. Две дочери — моя мать и одна из ее сестер, решившая поступить на юридический и получить профессию. Они поделились своими планами с матерью, моей бабушкой, которая не знала, чем им помочь. Так надо, сказала она. Вы должны слушаться. Сначала отца, потом мужа. Особенно сильные сомнения испытывала моя мать. Будет ли Джейми Форца хорошим супругом? Она не была в нем уверена. «А еще кто-нибудь предлагал тебе руку и сердце?» — спросила бабушка. «Да нет… Ходят вокруг да около. Говорят, что умирают от любви. Но я еще такая молодая. Я же не разбираюсь в мужчинах, да и в жизни тоже. Я бы хотела подумать». — «О! Жизнь сама тебя научит. Может, приготовить на ужин рубленые бифштексы под соусом „пармантье“? Ты же любишь хорошие бифштексы и „пармантье“ любишь?»

В итоге отец женился на матери. В свадебное путешествие он повез ее в Италию, в машине с открытым верхом, накануне угнанной с парковки возле вокзала. Он показал ей стекольные заводы, носящие его имя, и это ее успокоило. Она на все закрыла глаза и сидела, томно свесив руку за борт машины. По возвращении он устроил ее у своих родителей — якобы на время, пока он подыщет себе приличную работу. Каждый вечер, покрывая ее затылок пылкими поцелуями, он объяснял, что не может хвататься за первое попавшееся предложение, потому что она заслуживает nec plus ultra[4]. Он уже не вспоминал, что владеет несколькими цирками и собирается заняться спекуляцией на Уолл-стрит. «Где же твои фургоны, глотатели огня, женщины-змеи, дрессированные львы, фокусники и пончики в сахарной пудре?» — вопрошала мать, которую никакие, даже самые жаркие поцелуи не могли заставить забыть, что она была невестой короля шоу-бизнеса. «Я решил не продавать. Повременю немного», — отвечал он, про себя поражаясь: ну и память у нее.

Спустив за несколько недель денежки, подаренные ему матерью и бабушкой для поддержания образа Прекрасного принца, он волей-неволей обратился к крайним мерам — капризы молодой жены требовали удовлетворения. Он крутился как черт на сковородке, но средств не хватало, да и врать приходилось все изобретательнее. Он разрывался между церковью, где молил всемогущую Пресвятую Деву обратить благосклонный взгляд на ужас его положения, и притоном, где спускал все, что его бабка добывала в порту, ловко обчищая карманы туристов. Она больше не осторожничала. Жандармы смотрели на ее проделки сквозь пальцы, довольствуясь долей с доходов несгибаемой старухи, которая в обмен сулила им удачу в делах и покровительство. Моя бабушка тоже молилась, била поклоны Деве Марии, перебирала четки до мозолей на пальцах, без конца запускала руку в свою заначку и прикладывала ладони ко лбу сына, надеясь таким путем привлечь к нему внимание добрых духов.

Дед, конечно, не мог остаться бесчувственным к такому болезненному беспокойству и выдал сыну кругленькую сумму, предложив использовать ее наилучшим образом и купить квартиру. Джейми Форца вздохнул с облегчением и бросился к супруге, обещая ей луну с неба со всеми спутниками, и открыл бутылку шампанского, ловко спрятанную в букете белых роз.

Если я не ошибаюсь, именно в ту ночь был зачат их первый ребенок. Каждым обещанием, каждой передышкой и каждым удивленным вздохом моей матери отец отныне пользовался с единственной целью — обеспечить себя потомством, которое в мечтах виделось ему многочисленным и разнообразным. Он действительно хорошо себя чувствовал только в компании детей и дождаться не мог, когда его собственные подрастут, чтобы отправиться вместе с ними искать приключений. Он обожал многолюдье, огромные столы, ломящиеся от яств, двухэтажные кровати, игрушечные железные дороги и прятки. Она ему поддавалась, ибо помимо таланта рассказчика он обладал даром заставить петь ее тело, и, усыпив бдительность, она млела в его объятиях и поздравляла себя за то, что связала свою судьбу с мужчиной, столь искушенным в искусстве ласки.

Так могло длиться очень долго, если бы Джейми Форца — от кончиков ног до кончиков ногтей — не оставался цыганом, которого золото совершенно не интересует и который предпочитает не копить, а тратить. Само это слово вызывало в нем ужас, и, если кто-то случайно произносил его перед ним, он принимался плеваться. Это дьявол, негодовал он, это сама смерть притаилась в тугих пачках банкнот, она обволакивает вас, чтобы задушить. Бережливость — смерть убогих и боязливых, которые отвергают жизнь и спешат состариться.