Я был Цицероном - [30]

— Пробка разбилась, когда я пыталась поставить ее на место, — прошептала она.

Итак, нашелся человек, на котором я мог сорвать зло. Вероятно, я был всем обязан тому, что пробка разбилась, но это не успокоило меня.

— Возьми новую пробку! — закричал я.

— Я не виновата, — заикаясь, проговорила она.

— Ты мне больше не нужна! — крикнул я ей. — Ты и минуты не можешь оставаться в посольстве.

Ноги у меня подкашивались.

Эзра опустила голову и поэтому не заметила, в какую я впал панику.

В этот раз мы встретились с Мойзишем по его просьбе не в машине, а в его кабинете, приняв те же меры предосторожности, что и во время первого визита. Я опять пролез через отверстие в заборе за сараем с инвентарем.

Меня принял господин Енке.

— Мойзиш придет через несколько минут, — сказал он и улыбнулся. В его глазах я прочитал похвалу.

— Если немцы не примут соответствующих мер, Турция вступит в войну, — сказал я ему и рассказал содержание последних документов.

— В таком случае, мы немедленно сделаем представление турецкому правительству, — проговорил он.

Вскоре появился Мойзиш, и я передал ему пленку. Фон Папен позже писал в своих мемуарах: «Информация Цицерона была весьма ценной по двум причинам. Резюме решений, принятых на Тегеранской конференции, были направлены английскому послу. Это раскрыло намерения союзников, касающиеся политического статута Германии после ее поражения, и показало нам, каковы были разногласия между ними. Но еще большая важность его информации состояла прежде всего в том, что он предоставил в наше распоряжение точные сведения об оперативных планах противника».

Эти сведения они получили. Но смогут ли они удержать Турцию от вступления в войну?

Я чувствовал себя защитником интересов Турции, хотя и непрошеным.

— Я выступаю от имени моей страны, — высокопарно сказал я как-то Эзре и тут же хвастливо добавил: — правда, за мою работу мне платят огромные суммы, но из кармана иностранного государства. Я истощаю не турецкую казну.

Эзра слушала меня с благоговением. В ее глазах я был великим человеком.

Я купил ей одежду в знак благодарности за то, что сигнальный звонок не зазвенел. Она сочла этот подарок великодушным жестом героя, который, по ее мнению, мел все основания сердиться на нее и даже быть грубым с ней. Эзра не могла больше оставаться в посольстве, и я сказал ей, что она будет теперь жить на «вилле Цицерона».

— О, я так рада! — воскликнула она.

— Почему?

— Боялась, что вы отошлете меня обратно, к родителям.

— Я должен был бы сделать это, — сказал я сурово. — Возможно, начнется война.

— Я хочу остаться с вами, — тихо проговорила она и опустила глаза.

Я сделал вид, что не расслышал ее последних слов.

— К пятнадцатому февраля все прояснится.

— Неужели нельзя сделать так, чтобы ее не было? — спросила Эзра с детской наивностью.

— Возможно, я уже предотвратил ее, — сказал я самодовольно, — но еще не уверен в этом.

Эзра смотрела на меня с благоговением, и я наслаждался этим.

Итак, я был знаком с планами великих людей, в чьих руках находились судьбы целых народов. Мне удалось завладеть секретами, от которых зависело очень многое. В то же время я с любопытством наблюдал, как Мара ссорилась с Эзрой.

— Ты дождешься, что я уеду с миссис Баск в Лондон, — заявила она.

Но это не тронуло меня. Я уже не боялся, что Мара предаст меня: она была слишком слаба. Уже в течение длительного времени она отступала и веда лишь сдерживающие действия.

Я привез Эзру к себе домой. Мы приехали на такси с чемоданом и ящиком с платьями, которые я купил ей в самом модном магазине.

— Как ты осмелился! — воскликнула Мара.

Я рассмеялся, и это окончательно освободило меня от страха, который охватил все мое существо при встрече с леди Нэтчбулл-Хьюгессен.

— Уж не думаешь ли ты, что она моя любовница?…Дни шли. Я был внимательным камердинером посла

и в то же время ежедневно фотографировал его секретные документы. Жена посла была настроена ко мне дружелюбно: я аккуратно выполнял все ее желания. Вопрос о вступлении Турции в войну все еще не был решен.

— Она твоя любовница? — как-то спросила меня Мара.

— Не твое дело.

— Миссис Баск опять просила меня поехать с ней в Лондон. Что ты мне посоветуешь?

— Что ж, Лондон — прекрасный город.

Вопрос о вступлении Турции в войну был решен первым. Фон Папен сделал представление турецкому правительству. Сведения о секретных соглашениях, которые он получил от меня и которые столь сильно удивили анкарское правительство, дали туркам возможность избежать войны. Турецкий министр иностранных дел дал английскому послу отрицательный ответ. Я сфотографировал его. Папен писал:

«Благодаря Цицерону ответ турецкого правительства союзникам от 12 декабря лежал на моем столе через несколько дней. Менеменджоглу заявил, что ввиду совершенно недостаточного поступления предметов снабжения турецким вооруженным силам закончить подготовку к Салоникской операции к середине февраля невозможно. Эта нота сильно разочаровала западных союзников…

Таким образом, — писал он далее, — Гитлер знал, что задуманное Черчиллем наступление на Салоники в феврале не состоится… 3 февраля английская военная миссия покинула Турцию. Знаменательно и то, что маршал авиации Линнель, который должен был возглавить наступление на Салоники, намеченное на 15 февраля, также покинул страну… От Балканской операции вынуждены были отказаться».