Я был адъютантом Гитлера - [13]

Гибель Вефера в 1936 г. и лишение командной власти Мильха в 1937 г., несомненно, не могли остаться без последствий. Но при нашей встрече он не сказал об этом ни слова. Однако нетрудно было понять, что фактическое понижение в должности Герингом сильно задело его.

Второй причиной холодного тона нашей беседы была моя новая должность. Хоссбах действовал на Мильха, как красная тряпка на быка, и из своей антипатии к тому он не делал никакой тайны. Мильх предупредил меня о враждебной настроенности Хоссбаха в отношении люфтваффе. Хоссбах, мол, генштабист сухопутных войск, решительнейшим образом выступающий против самостоятельности люфтваффе как вида вооруженных сил. По его мнению, с которым в генеральном штабе сухопутных войск весьма считаются, люфтваффе может быть действенным оружием только при ее полном подчинении командованию этих войск. «Поверьте мне, Белов, – саркастически бросил Мильх, – весь генеральный штаб сухопутных войск воображает, что наши самолеты смеют взлетать только после стартового сигнала господина фон Фрича{40}! Армия вообще до сих пор так и не заметила, что происходит в воздухе и что однажды упадет, как снег на голову, на германскую пехоту. Наши предложения по военной промышленности постоянно критикуются сухопутными войсками. Генеральный штаб все еще верит в наши „фоккеры“ времен 1916 г. А в общем, когда наши „Ю-52“ получат для следующей войны по несколько бомб себе под брюхо, вот тогда и можно начинать!»

Мильх резким тоном предупредил меня: ни в коем случае не подпадать под влияние Хоссбаха, а отстаивать интересы люфтваффе. Это – требование не только Геринга, но и Гитлера: превратить люфтваффе в самостоятельную часть вооруженных сил. Он обязал меня немедленно докладывать ему о любых признаках тех соображений или мероприятий, которые могут помешать ее формированию. Я вышел от статс-секретаря, сознавая, что на высшем уровне руководства вооруженными силами проблемы и разногласия принципиального характера приняли значительный размах и приобрели серьезное значение. Но я еще не знал, играют ли здесь главную роль деловые или же личные причины.

Непринужденно и приятно прошли мои встречи в министерстве авиации со Штумпфом и Удетом. Две противоположные по складу своего характера личности. Штумпф – солдат, а Удет – любезный человек и фанатичный летчик, которому выпала задача, до которой он не дорос.

Так сказать, в собственном доме я встретился для знакомства с Ламмерсом{41} , Майсснером{42} и Лутце{43}. Ламмерс являлся тогда статс-секретарем и как начальник Имперской канцелярии был правой рукой Гитлера в решении всех вопросов имперского кабинета. Осенью 1937 г. он был назначен имперским министром, также, как и прежний статс-секретарь и начальник президентской канцелярии Майсснер.

Оба они были типичными представителями прусских чиновников высшего сорта – интеллигентными и светскими людьми (а отнюдь не бюрократами), полностью, во всех деталях владевшими своим ремеслом и имевшими многолетний практический опыт, а потому способными управлять правительственным аппаратом в сфере своей компетенции. Ламмерс к тому же распоряжался особым представительским фондом Гитлера, выплачивавшим регулярные и разовые пособия и дотации чиновникам и офицерам. В компетенцию Майсснера входили щекотливые протокольные дела, вопросы представительства и награждения орденами. Майсснер накопил огромный опыт еще со времен Эберта{44} и Гинденбурга. Его изворотливость и юмор помогали ему преодолевать многие подводные камни. Гитлер его ценил. Когда однажды Майсснер докладывал ему, Гитлер, указывая на один документ, сказал: «Майсснер, эту бумагу мне дал Геббельс! Тут что-то говорится о вашей дружбе с евреями и о ваших отношениях с нашими политическими противниками. Если хотите, взгляните! А я эту бумажку читать не желаю!». Поскольку у нашей адъютантуры было немало общих дел с канцелярией Майсснера, он принял меня особенно сердечно.

Встречи для знакомства с обоими высшими партийными функционерами, кабинеты которых находились в здании Имперской канцелярии, были краткими и деловитыми, хотя с этими двумя рейхсляйтерами{45} мне в дальнейшем приходилось встречаться чаще, чем с другими министрами. Бойлер являлся начальником Канцелярии фюрера НСДАП. Через эту инстанцию в Имперскую канцелярию поступали для принятия мер всякие направленные Гитлеру военнослужащими ходатайства и прошения о помиловании. Поэтому контакт с нею становился все более тесным, чему содействовали весьма симпатичные адъютанты Бойлера. Некоторые из них во время войны стали офицерами авиации и служили в люфтваффе. Лутце же, начальник штаба СА, в Берлин только наезжал, так как штаб его находился в Мюнхене. Для его берлинского бюро были отведены в Имперской канцелярии несколько помещений, что было очень полезно для нашего личного контакта по вопросам сотрудничества между армией и штурмовиками.

Особенно важными для меня явились представления по службе трем главнокомандующим – Бломбергу, Фричу и д-ру honoris causa{46} Редеру{47}. Встречи с Фричем и Редером прошли сухо и носили строго деловой характер; так же они прошли и с их адъютантами. И Фрич, и Редер вместе с их окружением, включая и здания, в которых они жили, показались мне пережитками кайзеровских времен. Беседы с ними, впрочем, оказались малозначительны.