Я буду рядом - [93]

Шрифт
Интервал


В пустыне Наска у подножия Анд на земле нарисованы загадочные геометрические фигуры, невидимые человеческому глазу, их можно рассмотреть лишь с высоты. Говорят, эти рисунки принадлежат людям, жившим в пустыне Наска пятнадцать столетий назад. В то время еще не было домашних животных. Фигуры состоят из сотен длинных линий, выделяются на каменистой поверхности: такие огромные птицы, если бы они ожили и взлетели, то тени их крыльев закрыли бы собой большую часть пустыни. Эти прекрасные, загадочные и неизвестные мне создания были выгравированы в каменистой почве пустыни людскими руками, словно некий шифр. Говорят, рисунки сделали пятнадцать столетий назад на широте, где должна была быть буйная тропическая растительность, а сейчас здесь простиралась пустыня по той причине, что за последние десять тысяч лет там ни разу не шел дождь. «Ни разу не было дождя за десять тысяч лет!» – пробормотала я себе, не в силах охватить умом такой огромный отрезок времени. С земли невозможно разглядеть необычные символы. Необходимо подняться на высоту по меньшей мере в три сотни метров, чтобы увидеть их полностью. Вместе с другими путешественниками мы полетели над пустыней на вертолете, чтобы сверху взглянуть на таинственные рисунки. Зигзаги, звезды, растения, лица невероятных размеров, круги, треугольники, квадраты, трапеции… Казалось, этим символам не будет конца. Геометрические фигуры и другие таинственные символы покрывали не только огромное, бесплодное пространство пустыни Наска. Гигантские линии, невидимые с земли, шли дальше за пределы пустыни, пересекали острова, глубокие ущелья и реки и изгибы Анд… Вершина огромного треугольника выглядела стертой, но птица, которая словно летела на юг, ясно выделялась на каменистой почве. Древние люди в то время еще не использовали в работе животных, всю работу выполняли собственными руками. И как только они смогли вырубить в почве пустыни эти гигантские символы? Их невозможно было рассмотреть целиком с земли до изобретения летательных аппаратов, на которых можно подняться в небо и взглянуть сверху на плоды их труда. Я не сводила глаз с рисунков, созданных пятнадцать столетий назад, и не переставала спрашивать себя: зачем, как? А внизу, под нами, раскинулся в песке пятидесятиметровый паук.

Могла ли я предположить, что когда-нибудь мне представится возможность взглянуть на паука, запечатленного в песках пустыни пятнадцать столетий назад? Я подумала о Дэне, о нашем пути в ночной темноте к маминой могиле, преодолевая свой ужас перед пауками. Во время восьмичасового перелета, пересадки в Лос-Анджелесе и следующих двадцати часов полета, чтобы, наконец, добраться до пустыни Наска у подножия Анд с изображением огромного паука, я не переставала думать о Дэне. И неожиданно в потаенный уголок моей души, где давно царили темнота и ледяной холод, ворвался яркий луч одинокой звезды, сияющей на рассвете над горизонтом, и прогнал тьму. Я почувствовала тепло, взглянула на простирающуюся внизу пустыню Наска и одними губами прошептала его имя. Образ Дэна заслонил собой изображение огромного паука, запечатленного в пустыне пятнадцать столетий назад. Я тихо произнесла:

– Не бойся. Я никогда тебя не забуду, – и подумала – моя душа соткана не только из когда-то пережитого мною. Все, что я вижу и чувствую, принадлежит и Дэну, и Миру. Их внезапно оборвавшиеся жизни продолжились во мне.


Перелистывая одну за другой страницы его дневника, я не заметила, как первые лучи утреннего солнца упали на мой стол. Эмили собрала остатки сил, запрыгнула на стол, свернулась клубочком, но голову подняла ко мне.

– Не бойся, Эмили, – пробормотала я, не совсем понимая, что хочу этим сказать, и почесала ее за ухом. Эмили некоторое время смотрела на меня, а потом бессильно растянулась на столе.

Я почти восемь лет не прикасалась к его дневнику, почти все то время мы не виделись. Открыв коробку и снова прочитав дневник, я совершенно по-новому начала воспринимать многие вещи. До этого момента я снова и снова перечитывала эти страницы и думала, что выучила их наизусть, но теперь мне вдруг показалось – я впервые читаю его дневник. Я перевернула последнюю страницу, сняла коричневую обложку с дневника и тут же вспомнила: перед тем как запечатать дневник в коробку, под обложкой я спрятала тоненькую книгу стихов Френсиса Джеймса. Ее мы когда-то читали вместе в книжной лавке во время демонстрации. Письма от Дэна и мои запоздалые ответы, которые уже некому было посылать. Книга и письма тугой стопкой лежали под обложкой. Я вытащила книгу, расправила письма и принялась засовывать их между страницами дневника, но затем вдруг замерла и некоторое время сидела за столом как потерянная. Где теперь дневник Миру, который я оставила в кабинете профессора Юна среди книг писателей, не доживших до тридцати трех лет? Кто читал сборник стихов Эмили Дикинсон, который Дэну удалось спрятать в военной части? Скорее всего, их больше не существует. Я уже собиралась втиснуть дневник обратно в обложку, но вдруг остановилась. На обратной стороне блокнота я прочитала: «Когда-нибудь я хочу состариться вместе с Чон Юн». Это был его почерк. И эта надпись была здесь все время? Эти слова запечатаны в коробке последние восемь лет? Я отложила дневник и сидела без движений, пока лучи утреннего солнца постепенно продвигались все дальше и дальше по моему столу. Эмили тихо открыла глаза и взглянула на меня, ее глаза были все такими же ясными и голубыми, несмотря на старость.


Еще от автора Кун-Суук Шин
Пожалуйста, позаботься о маме

Пак Соньо — преданная жена и любящая мать четверых детей. Всю жизнь она посвятила семье. Как умела, любила и жалела мужа, который вечно искал для себя какой-то другой жизни, пока она стирала, готовила, шила, вязала, выращивала фрукты и овощи, борясь с нищетой, бралась за любую работу, чтобы собрать еще хоть немного денег для своих детей. Ее главной мечтой было дать детям то, чего не было у нее — образование, знания, возможность увидеть целый мир, посвятить себя любимому делу. Ради этого она трудилась не жалея сил.


Прошу, найди маму

Син Гёнсук – одна из ведущих литературных деятелей Южной Кореи, первая женщина, номинированная на Man Asian Literary Prize за роман «Прошу, найди маму». Роман «Прошу, найди маму» стал знаковым литературным явлением не только для стран Азии (премия от Министерства культуры Южной Кореи), но и для всего мира. Роман издан в 43 странах мира. * Republic of Korea Culture and Arts Award * Man Asian Literary Prize * Hyundae Literature Award * 21st Century Literature Award Долгожданное издание для всех неравнодушных к современному литературному процессу, интересующихся Южной Кореей и трендами на Азию в целом, а также женскими лицами в прозе. Про автора также много писали в западной прессе (The Guardian, The Times, Publishers Weekly, The New York Times, Kirkus, The Wall Street Journal и др.). Пак Сонё словно растворилась в воздухе посреди Сеульского вокзала.


Истории, рассказанные Луне

Хрупкость человеческого существования, неумолимая скоротечность отведенного каждому из нас земного времени, невозможность проникнуть во внутренний мир другого человека и его до конца понять – все это мы ощущаем в сюжетах 26 новелл, вошедших в эту книгу. Каждая история окрашена юмором, ироническим, но сочувственным отношением к человеку и его проблемам и дает надежду на то, что многое в нашей жизни можно изменить к лучшему, если повнимательнее прислушаться к себе. Син Кёнсук родилась в 1963 г. в крестьянской семье.


Рекомендуем почитать
Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.