Я буду ни при чём - [3]

«Дорогой сэр, о встрече с вами не может быть и речи. Пожалуйста, не тратьте свое время на повторение этого предложения, поскольку мне совершенно очевидно, что ваши подозрения о существовании заговора полностью лишены оснований».

Отлично! Коротко и ясно! И даже с некоторой издевкой.

Дядя Ральф подпишет письмо, и оно будет отправлено. Лигорн посчитает, что Ральф Гелдерман нанес ему глубокое оскорбление. Не исключено, что у него возникнет подозрение, и безумец сочтет, что Ральф сам является частью опасного коммунистического заговора. И если он напишет еще раз, Сэм даст ответ соответствующего содержания.

Это было превосходно. Сэм мог использовать аналогичную тактику при получении других писем — а такие послания приходили один или два раза в неделю.

В течение двух лет Сэм придерживался этой линии — и всякий раз испытывал удовольствие. Получение свежей почты превращалось в приключение. Придет ли новое письмо от одного из прежних авторов? Или появится новый псих?

Некоторые прекращали писать, но появлялись другие, и в каждый момент насчитывалось не менее полудюжины типов, чьи эмоции Сэм осторожно подогревал. Сэм начал получать удовольствие от собственного умения раздражать этих людей, не переходя определенных границ. Он не отвечал сразу и не писал резких слов и неизменно радовался, когда ему удавалось вызвать неадекватную реакцию. И чем более агрессивным был тон очередного письма, тем больше у Сэма появлялось надежд.

Самым любимым автором оставался Лигорн, с которого все и началось. Иногда он не отвечал по целому месяцу, и Сэм думал, что тот устал от этой игры, но потом приходил знакомый конверт с написанным печатными буквами адресом.

Ральф никогда не читал ответы. Он лишь подписывал их. Его они настолько не интересовали, что он подумывал о том, чтобы сделать печать со своей подписью — тогда Сэм смог бы управляться с письмами без его участия. Однако Сэм всякий раз спокойно возражал. Не следует забывать, говорил Сэм, что для читателей подпись самого автора имеет большое значение. Их не следует лишать такого удовольствия. Ральф фыркал, но подписывал.

Ну а Сэму была необходима настоящая подпись. Вполне можно было предположить, что Ральф диктовал письма — там имелась аккуратная надпись «РГ-подпись» в левом нижнем углу — и что он читал готовые, а потом сам их подписывал. Печать же все испортит.

Кроме того, девяносто девять из ста писем, которые Сэм отсылал, были совершенно безобидными.

Во время вечеринок Сэм иногда рассказывал о странных письмах, которые получал Ральф. Истории получались забавными, и друзья смеялись. Потом Сэм становился серьезным и довольно мягко говорил, что Ральфу не следовало бы давать столь жесткие ответы. Он сам (объяснял Сэм) старался смягчить резкость Ральфа, но дядя возражал.

Впрочем, Сэм вел такие разговоры не слишком часто. Он старался не переусердствовать. Он изредка упоминал о письмах, чтобы потом, когда придет время, кто-нибудь вспомнил его слова и эго оказалось бы полезным. Все будут считать, что во всем виноват Ральф — а Сэм постоянно убеждал его вести себя более разумно.

Однажды один из его друзей заметил:

«Но это может оказаться опасным. А вдруг один из психов попытается напасть на твоего дядю? Ведь в письмах есть обратный адрес».

Сэм внутренне порадовался — он добился нужной реакции. Однако он покачал головой и ответил:

«Иногда у меня возникает тревога, но большинство из них живут далеко, а письма, которые они пишут, позволяют им выпускать пар и снижают внутреннее давление, так мне кажется. Тем не менее я пытался предупредить дядю Ральфа, чтобы он был поосторожнее, а он чуть не оттрыз мне голову. Ты же знаешь, я не могу ему перечить. Он мой босс».

Это было безупречно. Что произойдет, если кто-то придет к Ральфу, лелея в сердце желание его убить? Вдруг Ральфа действительно убьют?

Кто в такой ситуации станет обвинить Сэма? Он сможет предъявить множество писем — и всякий раз виновным окажется Ральф. И все подтвердят, что Сэм пытался спасти Ральфа.

Дело было не только в его разговорах с друзьями. Несколько раз Сэм писал по два письма, одно откровенно провокационное и резкое, а второе более дипломатичное и мягкое — но не настолько, чтобы полностью погасить огонь вражды. Первое было подписано Ральфом, но не отправлено, а второе, более мягкое, Сэм посылал, подписав его одной буквой «Г». Копии обоих писем он оставлял в архиве. Потом он мог бы объяснить, что первое письмо решил не посылать, а отправил лишь второе, рискуя потерять место, и подписал его одной буквой «Г».

Теперь Сэм не сомневался, что никто не стал бы его винить в гибели дядя, наоборот, все стали бы его уверять, что ему ни в чем не следует себя винить. Даже полиция придет к такому же выводу.

Но самой лучшей частью его плана идеального убийства была такая мысль: Я БУДУ НИ ПРИ ЧЕМ. У дома Ральфа не появится безумец, в сердце которого поселилось желание убивать. Ральф может спокойно жить и дальше. Из чего следовало, что Сэма не будут мучить угрызения совести, которые отравят ему существование. Он просто играл в игру — возможно, она не совсем невинна, но почти наверняка таковой окажется, хотя намерения у него и не самые лучшие. В конце концов, прошло два года — и никто не пострадал.