«Я больше не буду», или Пистолет капитана Сундуккера - [57]

Весло было увесистое. Но лодка послушалась, повернула нос точно к Горбунцу.

С берега что-то кричали. Кажется, «потонешь, псих» и «давай обратно, дурак». Но обратно было не повернуть, если даже захочешь. И Генчик не смотрел на берег. Глянешь – и страшно.

А пока большого страха не было. Так, небольшая дрожь. Может, от азарта, а может, от сырости и ветра. Ветер прижимал к спине и плечам полиэтилен, дергал на голове хрустящий капюшон.

Скоро Генчик освоился, разобрался в обстановке. Плоскодонная посудина – широкая, надежная. Едва ли она может перевернуться. Волны, правда, сделались крупнее, но не перехлестывали через корму. Они плавно подкатывали под нее (слегка захватывало дух), проходили под днищем, поднимали нос и убегали вперед, шипя пенистыми желтыми гребешками.

Вся вода была почему-то желтоватой, словно Генчик смотрел через очки-фильтры. Может, через тучи пробилось незаметное солнце и растворилось в воде?

Генчику стало даже нравиться это приключение. Второй раз в жизни он плыл под парусом. Но первый раз – это с Петей, там не было ни риска, ни нужды проявлять отвагу. А теперь он был капитан! Он спешил на помощь…

Он умело спешил: Горбунец делался все ближе. Не такой уж дальний путь до него, на Верх-Утятинском озере здесь самое узкое место. Генчик замурлыкал:

Ты – ковбойша, я – ковбой,

Поженились мы с тобой… Ой!

«Ой» – потому что из-под заплаты в днище, недалеко от кормы, вдруг плеснула вода. Прозрачным языком шириной в ладонь. Заплата была жестяная, прибитая гвоздиками. Генчик, удерживая весло, ногой дотянулся с кормовой скамьи до заплаты, ударил пяткой по жести.

Зря ударил! Жесть прогнулась, из-под нее выскочила гнилая щепка. И вода захлестала!

Черпать было нечем. Да и весло-то не бросишь!

Теперь все изменилось, теперь была беда. Крушение! И оставалось полагаться на судьбу: может быть, лодку принесет к Горбунцу раньше, чем придет ей время идти ко дну.

А может, она и не пойдет ко дну! Деревянная же! Ну наполнится, перевернется, но уцепившегося Генчика все равно удержит. И, в конце концов, прибьется к земле.

Вода рвалась в лодку уже изо всех сил. Жесть отогнулась, струя была толщиной в руку. Ноги залило по косточку. Потом еще выше. Корма осела, сзади хлестнул гребень. Генчик перепуганно бросил весло, перебрался к мачте, вцепился в нее, стоя на коленях. Накидку с него сорвало и унесло. Наплевать! Лишь бы не перевернуться.

Горбунец был уже – вот он. Однако потерявшую управление плоскодонку ветер гнал теперь мимо.

Генчик понял, что пронесет его метрах в десяти от острова.

Может, и хорошо? Пронесет – и ладно. Еще несколько минут – и твердый надежный берег. Он всего-то в полусотне метров от Горбунца. А там – улица Дорожная, теплый автобус, десять минут – и дома.

А Шкурик… Но Генчик разве виноват? Он сделал все, что мог…

Все?

Здесь, у плоского островка, волны были меньше, днище чиркнуло по отмели. И Генчик… он отцепился от шеста и сиганул через борт.

Всего-то до колен! Генчик бросился к носу, чтобы ухватить швартовый конец. Но лишенная тяжести лодка приподнялась, волна толкнула ее, ветер надавил… Чертова посудина пошла, пошла – легко и ровно! Генчик хотел догнать, ухватить ее за борт, а нога зацепилась за подводную корягу. Генчик плашмя плюхнулся в воду. Небольшая волна насмешливо прокатилась над ним.

Генчик вскочил. Теперь он был мокрый с ног до головы, на ветру. Лодка быстро откатывалась, качалась среди гребней. Генчик метнулся за ней, но попал на глубину и в страхе выбрался обратно. И заплакал – от досады, холода и безнадежности.

Всхлипывая, он выбрался на островок. Подрожал, повсхлипывал еще и глянул на недалекий берег. Может, кто увидит мальчишку на острове и выручит?

Берег с его кривыми заборами, пустырями и огородами был пуст. Но… от Горбунца к «большой земле» тянулась цепь камней, бетонных блоков и балок, заливаемых волнами.

Генчик мигом вспомнил, что когда-то Горбунец соединялся с берегом дамбой. Потому что на острове стояла будка с насосом для авторемонтных мастерских.

По остаткам дамбы, наверно, можно добраться до берега!

По крайней мере, это была надежда. А надежда всегда придает силы.

На островке сохранился фундамент насосной станции. Высотой в полметра. Генчик, прячась за фундаментом от ветра, выжал рубашку и майку. Крепко-накрепко. Подержал их на ветру, чтобы стали посуше. Конечно, полностью одежда не высохла, но все же теперь не липла к телу. И вообще Генчику было уже не так холодно – видимо, притерпелся.

Он стал искать Шкурика.

Долго искать не пришлось. Шкурик был неподалеку, сидел среди кирпичных обломков, вцепившись передними лапками в колышек, к которому его привязали. Совсем как Генчик, недавно цеплявшийся за мачту. И мелко-мелко дрожал.

Без малейшего отвращения и страха Генчик взял звереныша в ладони. Горячо задышал на него, чтобы согреть. Шкурик благодарно пискнул, ткнулся носом в ладонь, ухватился за палец, съежился.

– Подожди… – Генчик сел, положил Шкурика на колени, сдернул рубашку. Завернул крысенка. Подышал еще сквозь влажную ткань. Встал. С обоих колен текли жидкие кровяные струйки. Генчик и не заметил, когда ободрал. «Козимоду бы сюда, вмиг бы вылечила», – подумал Генчик с грустной усмешкой.