– Постой, постой! Как бы не было беды!
– Не будет! – Генчик затормозил сандалиями. – Петля ведь не затягивается!
– Я боюсь, что обломится сук.
– Что вы! Я же легонький!… Я иногда вообще летаю по воздуху!
– Да? Каким же образом?
– Вот таким! – Генчик выскользнул из беседочной петли, встал на цыпочки и опять раскинул руки. – Разбегусь вниз по улице, а там овраг. И я над склоном – ж-ж-ж… На посадку. Там мягко…
– А! Понимаю! Когда летишь над склоном, кажется, что полет замедляется! И ты – как птица… Правда?
Генчик опустил руки.
– Правда… А вы откуда знаете?
– Голубчик мой! Я ведь не всегда была старой развалиной! Когда-то мне тоже было десять лет. И сейчас кажется, что не так уж давно… Не веришь?
– Почему же? Я верю! – Генчику подумалось, что Зоя Ипполитовна была похожа на ту девчонку – защитницу зелени в овраге.
– Это хорошо, что кто-то еще верит… – Зоя Ипполитовна замолчала, покивала своим мыслям и присела на бревно. Оно лежало в лопухах у забора.
Генчик потоптался рядом с повисшей веревкой. Шагнул к забору и тоже сел. На другой конец бревна.
– Зоя Ип-политовна… – Он слегка спотыкался на ее длинном имени.
– Что, друг мой?
– Значит… вы тоже летали?
– А как же! Я была совсем не пай-девочка. Вечно ходила с перевязанными коленками. Причем ссадины были настоящие, не как у некоторых… – Квадратные очки блеснули.
Генчик шмыгнул носом с дурашливой виноватостью.
– У меня ведь тоже бывают настоящие. Полным-полно…
– А летала я по-всякому. И над откосом, как ты, и на больших качелях, и с обрыва в воду… Чаще всего не одна, а со своим другом. С Ревчиком. Жили мы в одном дворе и учились в одном классе…
– Как его звали-то? – не понял Генчик.
– Звали его Тима. А фамилия немножко странная – Ревва. Через «е» и с двумя «вэ». Вот я и звала его «Ревчик». А вредные мальчишки, разумеется, дразнили – «Рёва».
– А он что… разве часто слезы пускал? – Генчику стало неловко за давнего незнакомого Ревчика.
– Вовсе нет! Но по характеру был тихий, совсем не драчун, а таких часто обижают. И мне приходилось за него заступаться. И учить всяким проделкам. В проделках я всегда была первая. Впрочем, он не отставал…
– А говорите, что тихий…
– Тихий – это ведь не значит боязливый… Больше всего мы любили летать с плотины. В жаркие дни… Недалеко от дома был пруд с плотиной… Возьмемся за руки, разбежимся – и в воду. Как можно дальше! И вот это время – от края плотины до воды – был настоящий полет… А потом брызги и прохлада. Вода была зеленая, прозрачная, мы ныряли с открытыми глазами и в глубине отлично видели друг друга. Дурачились, играли в догонялки… Боже мой, это ведь все было на самом деле…
Зоя Ипполитовна сняла очки и стала протирать их концом косынки, надетой как галстук. Генчик неловко поднялся.
– Надо вязать дальше. Там еще полным-полно работы…
– Сначала я напою тебя чаем! С ореховым печеньем!
– Нет, сперва довяжу до марсовой площадки…
В комнате Зоя Ипполитовна села недалеко от Генчика. Стала смотреть, как он укрепляет на вантах ступеньки.
– Удивительные пальцы… Бубенчик, я не мешаю тебе своей пристальностью?
– Не-а… Зоя Ипполитовна, можно спросить?
– Пожалуйста!
– А вот вчера… вы меня только из-за пальцев увезли с собой? Или…
– Что «или»?
– Или решили защитить от тех… потому что вспомнили, как заступались за Ревчика?
– Гм… Вам, молодой человек, не откажешь в проницательности… Хотя должна сказать, что Ревчика я обрисовала не совсем правильно. Не был он таким уж тихоней. И однажды, когда ко мне привязались хулиганы, очень даже отчаянно полез в драку… А потом и профессию выбрал себе храбрую…
– Летчика, да?
– Угадал…
Зоя Ипполитовна, кажется, опять загрустила.
Генчик подумал: спросить или лучше не надо? И не удержался:
– Зоя Ип-политовна… Он потом на войне погиб, да?
– Что?… Нет, вовсе он не погиб. С чего ты взял? Да и не было уже войны, когда он окончил училище… Он был летчиком на Севере, в геологоразведке. А потом… что с ним стало потом, я не знаю…
– А почему вы… – И Генчик сбился. Даже пальцы в нитках запутались. Он засопел.
– Я понимаю, что ты хочешь спросить. Почему не поженились, когда выросли?
Генчик сопел и, кажется, розовел ушами. У Зои Ипполитовны очки поехали на кончик носа. Она пальцем вернула их на переносицу.
– Видишь ли, голубчик, не всегда детская дружба кончается свадьбой… Когда выросли, появились у каждого свои сердечные увлечения. Дело обычное. После школы он уехал. Была, конечно, переписка и встречи, но чем дальше, тем реже. Наконец я с мужем переехала на время в Москву, Ревчик тоже сменил место службы, адреса затерялись…
– Жалко… – тихо выдохнул Генчик.
– Да. Очень хотелось бы узнать, где он теперь, Тима Ревчик. Я пыталась, но следов не нашла… Но все же кое-что осталось.
– Что? – оживился Генчик.
– Детские годы, они ведь никуда, милый мой, из памяти не деваются. А для старого человека они порой важнее, чем нынешняя жизнь. И вот там-то, в этой памяти, всегда есть белобрысый курносый, как ты, мальчик в синей матроске… Это сейчас воротники с якорями можно увидеть только на малышах, а тогда матросские костюмы носили и школьники. И, кстати, очень славно выглядели. И всем нравилась песня о веселом ветре из фильма «Дети капитана Гранта»…
