Я – бездна - [3]

В оранжевом нарукавнике зияет дыра. Совсем крохотная, но этого достаточно, чтобы весь воздух быстро вышел. Пока оранжевый бублик сдувается, мальчик чувствует, как тяжелеет его рука. Вот бы оттолкнуться и очутиться у бортика! Но, не успев об этом подумать, он уже чувствует, что другая рука тоже осталась без поддержки.

Его ненадежная экипировка больше не помогает держаться над пропастью.

Он мечется на месте в полной уверенности, что грязная вода хочет его проглотить. Подбородок то оказывается в воде, то снова задирается вверх, губы тоже погружаются в черную жижу. Этот бассейн просто так не отпустит. Мальчик хочет закричать, позвать на помощь Веру. Ему удается приподнять голову и приоткрыть рот, чтобы издать крик. Однако то, что он видит, наполняет его животным ужасом.

Вера берет полотенце с земли и кладет в сумку.

Мальчика сковывает страх, и от ужаса он вновь погружается в воду. С большим трудом ему удается вынырнуть на поверхность. Барахтаясь, он вновь пытается разглядеть мать. Вера надевает соломенную шляпу и солнечные очки и идет прочь. Ее бедра покачиваются: она размеренно шагает в своих босоножках на высокой деревянной платформе и с блестящей застежкой. Мальчику не верится, что все это происходит на самом деле. Он кричит, взывая к ней изо всех сил. Но только еще больше захлебывается мутной водой и не может вдохнуть. Его тянет ко дну, он размахивает руками. Пытается откинуть голову назад, чтобы разглядеть мать, но ее нигде нет. Она ушла.

Мамы нигде нет!

Бесполезные нарукавники безжизненно повисли на плечах. Мальчик плачет и колотит руками воду. Из водной пропасти всплывают и окружают его грязные пакеты, ржавые канистры, алюминиевые банки и пластиковые бутылки. В отчаянной попытке спастись он цепляется за всплывший мусор, но все напрасно. Он задыхается от собственного плача, а горячие слезы стекают по грязному лицу. Животный ужас раздирает его изнутри. Край бассейна так близко и так далеко! Мальчик снова и снова погружается в воду, и все же ему удается удерживать голову на поверхности. Но сколько он продержится? Как рыба, которую засасывает в сливную трубу, он бьется в бассейне, точно в гигантской раковине. Скоро, скоро настанет его последний вздох. Но он не готов сдаться и сучит ногами. Бортик бассейна очень близко, но ему не дотянуться.

Не дотянуться!

Силы покидают его. Ноги сводит судорогой, тело не слушается, он почти не чувствует рук. «Толстяк тонет, толстяк идет ко дну», — твердит он про себя, имитируя насмешливый, безжалостный голос матери, который точно поддразнивает его.

Но в эту самую секунду происходит нечто неожиданное. В нем просыпается что-то незнакомое, какая-то сила, таившаяся бог знает сколько времени под складками жира.

Неведомая сила.

Беспомощно повисшие вдоль тела руки сами собой тянутся вперед и начинают энергично бить по воде, ноги и стопы вступают в решительный бой. Он и сам не знает, откуда это в нем. Точно в его безвольное тело вселился какой-то чужак. Голова поднимается над водой, и ему удается сделать живительный вдох. Еще один гребок, и еще, и еще. И так продолжается до тех пор, пока руки не касаются цементного бортика бассейна. Мальчик цепляется за скользкий край и застывает, не в силах унять дрожь. Побелевшие пальцы впились в плитку, тело сводит судорогой. Так проходит минута за минутой.

А вокруг никого, только равнодушный стрекот цикад.

Держась за край бассейна, мальчик осторожно движется к проржавевшей лесенке. Цепляясь за оставшиеся ступеньки, он выбирается из черного колодца. Ему ужасно холодно, несмотря на жару. Он даже не замечает, что от страха описался. В ушах — только стук сердца, бешено рвущегося из груди.

— Мама… — издает он сдавленный крик. — Мама, мама, — снова и снова повторяет он, давясь икотой, забыв о том, что ему может достаться за нытье.

Он не знает, куда идти и что теперь делать.

Ясно только, что теперь он совсем один, мать бросила его. И что он научился плавать.

1

Самое спокойное место на Земле.

Об этом Чистильщик прочел давным-давно в газете, которую кто-то забыл в автобусе. В заголовке фигурировало озеро Комо.

На самом деле в статье говорилось не о людях, а о недвижимости. Пустующие дома, отличные инвестиции. Так, по крайней мере, он понял из статьи. Он плохо умел читать, смысл прочитанного ускользал от него. Но все же эти слова его поразили, и он решил воспринимать их как знак свыше.

Об этом он думал и тем весенним утром, оглядывая ухоженные газоны и зеленые изгороди богатого района в поисках мусора.

На циферблате кварцевых часов, которым он доверил отсчет времени собственной жизни, было без десяти пять. Еще не рассвело. Озеро виднелось на горизонте, похожее на длинную черно-серебряную графитовую черту. На извилистой дороге, что поднималась по холму, не было ни души. Кроме него, разумеется. Он сидел за рулем сине-зеленого фургончика мусорной компании. Окно было приоткрыто — ровно настолько, чтобы пробивающийся в щель холодный воздух не растрепал аккуратно зачесанные набок рыже-каштановые волосы.

Он поглядывал на дома вдоль дороги, стараясь разгадать, что скрывают их закрытые двери и царящая внутри тишина. Жители еще спали, пригревшись под теплыми одеялами. Юные парочки и пары постарше, успевшие обзавестись детьми, пары в возрасте и совсем пожилые. Все они лежали в своих кроватях. Лежали в кроватях и те, у кого по той или иной причине не было семьи. Вдовцы, разведенные, одиночки, которые за всю жизнь так никого и не встретили. У многих и родственников-то нет — вот почему, когда они умирают, дома остаются пустовать.